Николай Леонов - Агония

Все невольно взглянули на Корнея, который, уже чувствуя себя победителем, самую малость расслабился, нападения не ожидал, вздрогнул, не нашел быстрых слов.

- Сам повешусь на стропиле, - Костя указал на балку под потолком, если хоть одна пачка настоящая. Ай да воровская казна! Деньги обчества! Интересно, где настоящие?

Толпа, да еще смоченная водкой и кровью, - хуже балованного ребенка, настроение ее шаткое, непредсказуемое. Ну казалось бы, убивать решили, руки занесли - при чем тут червонцы? Но, во-первых, убивать каждый боялся. Когда до края дошли, выяснилось, как ни крути, а кто-то ударить должен первым. Во-вторых, внимание переключилось и отсрочка выискалась. Ведь рубикон только великий легко переходит.

А Костя Воронцов передыху не давал:

- Корней за дверь, а вы, лопухи, эти куклы бумажные делить начинаете! Картина! Эх, одним глазком взглянуть бы! Ребята! - он растолкал всех, отпихивая ножи, словно картонные, однако порезался и, по-детски посасывая ладошку, подошел к столу. - Вы деньги поделите, а потом я для вашей потехи удавлюсь. Посмешим друг друга вволю, жизнь коротка!

- Истину говорит! - перекрывая гвалт, заявил отец Митрий, стоя в дверях.

Корней, прижимая к груди портфель, попятился, пачка червонцев вывалилась на пол. Ее подхватили, цепкие пальцы рванули обертку, раздался стон, будто все до сей минуты происходящее забавой было, а вот беда пришла.

Бумагу, ровно резанную бумагу тискали перед своими лицами люди и не могли насмотреться. И ведь деньги те своими никто не считал, о дележе разговор окончился, заберет Корней казну воровскую назад - и баста. Так горе-то в чем? В чем горе, спрашивается? Нет, не было и не будет! И уймись!

Стон перешел в рычание, стая развернулась на Корнея. Он швырнул портфель, спокойно поднял пистолет и тихо, отчетливо сказал:

- По местам, сявки, - не поворачиваясь, шагнул к двери и попал в объятия отца Митрия.

Только Костя Воронцов понял - стараясь успеть, перелетел через стол. Уже в воздухе Костя услышал выстрел. Когда опустился на пол, отец Митрий валился на него тяжело и безвольно. Хлопнула задняя дверь - только тогда уголовники опомнились. В вихре замысловатого мата, отпихивая друг друга, они бросились за Корнеем.

- Даша, подмоги, - Костя не мог удержать шестипудовое тело.

Подскочил Емельян, Даша подхватила ноги, уложили в углу на диван, хотя по розовой пене на бороде и усах видели: поздно.

Костя Воронцов кивнул, сказал про себя невнятное, сел за стол, выбрав чистый угол, подвинул почти нетронутое блюдо с холодцом, налил два бокала квасу и позвал:

- Дарья, садись.

Хлопали двери, бесцельно метались люди, где-то в углу дрались. Руки у Даши дрожали так, что она не могла до рта донести.

- Водки, - хрипло сказала она. - Ну, я тут кого запомнила, посчитаемся.

Костя налил граненую рюмку, графин отставил.

- А сами? - спросил наблюдавший за ними Емельян. Смотрел без лести и подобострастия, с уважением.

- Я же на работе, Акимов, - ответил Костя. - Ты ребят кликни, хватит в горелки играть, разговор имеется. И чего там дерутся без дела уже минуты три, - он аккуратно намазал большой кусок холодца горчицей, - а оба на ногах, будто бабы. Деловые, обсмеешься на вас.

- Вот такие дела, граждане, - сказал Костя, когда вернувшихся снова усадили за стол. - Войско ваше сильно поубавилось, что не свидетельствует о большой смелости. Приезжих, вижу, нет, Чувакина, Смелкова...

- Знает он нас всех...

- Фамилию, имя настоящее...

- Во-первых, вы моя работа, - оборвал Костя Воронцов, - исправный мужик дело свое должен досконально изучить, - он покраснел, так как последнюю, фразу нахально позаимствовал у Мелентьева. - Во-вторых, не всех... Вот тебя не знаю... Тебя... - Костя указывал пальцем.

Уголовники переговаривались, обсуждая происшедшее, в основном смелость Воронка и подлость Корнея. О двух трупах почему-то никто не вспоминал, а то, что Костю с Дашей не зарезали по случайности, просто в памяти ни у кого не осталось.

Костя ударил кулаком по столу и встал.

- Мне с вами ля-ля разводить некогда! Сходку вашу объявляю у меня в Москве последней! Блатное ваше объединение - вне закона...

- Как при царе-батюшке, больше трех не собирайся? - спросил Емельян, усмехаясь.

- Я пока о тебе забыл, Акимов, не гневи...

- Я не забыла! - Даша вскочила, ее звонкий голос заставил замолчать всех. - Запомнила вас... ребятишки.

Костя положил ей на плечо руку, Даша шарахнулась в сторону, глядела бешено.

- Посчитаемся! - хлопнула дверь, скрипнуло за порогом и стихло.