Евгения Михайлова - Ночная радуга

Он вышел в другую комнату, поговорил о чем-то с Аней. Вернулся и передал мне трубку.

— Вика, — рыдала Аня. — Я не знаю, что мне сделать и как тебя благодарить. Я готова умереть за тебя. Я думала, на свете есть один хороший человек — дядя Петя. Ему было плохо с сердцем, когда он узнал, что со мной сотворили. Он давал маме деньги и плакал. А потом сжег себя. Ты появилась, когда у меня не осталось ни одной надежды. Ни на что. Ты понимаешь, Вика? Почему ты молчишь?

— Я плачу. Ты меня захвалила, Анечка. Ты узнаешь, что на свете есть много хороших людей. Все будет хорошо.

Мне снилась узкая река без начала и конца. По ее берегам стояли высокие дома какой-то неведомой архитектуры. Над самой водой склонялись экзотические цветы. Вверху было ярко-голубое небо в клубах облаков. И одна маленькая лодка плыла по серой, волнующейся воде. Я сначала увидела сильные руки человека, который держал весла. У него были длинные пальцы. Потом мне открылись его печальные плечи. И вдруг солнце осветило его голову. Красивую, благородную голову с серебряными волосами. Он смотрел только вперед, не на меня. Но мое сердце сжалось и заскулило, таким пронзительным было прощание этого человека со мной.

Я вскочила, услышала собственный стон и только потом проснулась. Бросилась в другую комнату, схватила телефон.

— Простите, Александр Васильевич, что звоню среди ночи. Просто некогда ждать утра.

— Все нормально, Вика, — ответил Масленников. — Я работаю.

— Скажите, вы же делали экспертизу по самоубийству Пастуховых? Их тела в морге? Земцов сказал, что ищут родственников.

— Да, конечно. Это на самом деле самоубийство. Большая доза снотворного, следов посторонних в доме не обнаружено. Самоподжог.

— По их телам можно определить группу крови, ДНК?

— Конечно. Они умерли от отравления угарным газом. Тела обгорели, но это не пепел. А в чем проблема, Вика?

— Да господи боже мой! Возьмите же этот пастуховский меч. Сравните следы! И позвоните мне. Пока у меня сердце не разорвалось.

Масленников позвонил мне утром. Прошло столько часов, а я за все время не пошевелилась. Кажется, и не дышала. Да. Все так и есть. Я сделала это. Я узнала, кто убил Илью Пастухова. Вот и продолжайте не верить в потустороннюю связь душ. Петр Пастухов рассказал мне оттуда, как он искупил грех собственной жалости. Он спас от сиротства и пустил в мир чудовище, которое принесло много бед и страданий. Петр был окончательно наказан и уничтожен видом растоптанного ангела, которого воспела его кисть. Он был бессилен исправить последствия. Но он убрал причину. Отправил мне портрет Ани, похоронил убитого сына и поплыл по реке справедливости держать ответ.

Я затопила свой кукольный дом слезами. Я хотела пробиться в тот ад, где горит сейчас гениальный художник и дорогой мой человек, чтобы разделить его боль. Чтобы потушить там костер. Чтобы доказать перед небом, что он был прав. А мое горе в том, что никто не вернется. Мне все стали вдруг не нужны. Мешал Кирилл, раздражал Сергей. И вдруг страшно оскалилось одиночество. Тут и приехал Карлос. Не знаю, может, Кирилл ему позвонил.

— Я знал, что в выпавших на твою долю испытаниях будет этот час, когда все или почти все позади, а впереди не видно ничего. Вот потому я позаботился, чтобы этот момент был защищен хотя бы такими стенами. Ты хотела прожить без родства, а оно тебя настигло. Ты позволила себе кого-то пожалеть, а они ушли за пределы жизни. Ты искала убийц, а нашла двух несчастных: один сошел с ума от любви и зарезал твою мать, другой убил пасынка-негодяя и казнил себя огнем. Жизнь более жестока, чем смерть, потому что у нее открытые глаза. Давай подумаем о том, чем я могу тебе помочь.

— Да ничем. Кому вообще можно помочь, Карлос?

— Хорошо. Я неправильно поставил вопрос. Чем тебя можно отвлечь, порадовать? Не отвечай. Знаю ответ. Просто я думал об этом, когда ехал к тебе. Твоя мать была так прекрасна, что я подарил ей один из самых дорогих алмазов земли. Ты достойна множества сокровищ мира. Но они недостойны тебя. Беда нас, обычных мужчин, в том, что мы не можем тебе дать того, чего ты достойна. Это свобода. Свобода любить и ненавидеть, свобода брать и отказываться, свобода быть вот такой несчастной, как ты сейчас себе позволяешь. Ты прогнала всех. Я тоже уйду. Но знай: я постараюсь тебе помешать. Переплыви одна свои горести, и будет тот берег, на котором тебя встретит радость.

И они сделали это. Они все ушли. Кирилл даже не попрощался. А я поплыла. Нет, не к берегу. Мне не нужна пока радость. Мне бы не утонуть. Выплыву, значит, жизнь того стоит.