Завершив водные процедуры, депутат вышел в сад как раз в тот момент, когда первые солнечные лучики осветили бесконечно далекий горизонт. Занимался новый день. Что он принесет лично ему, Федор Павлович, разумеется, не знал, но свято верил, что теперь все неприятности, связанные с ним и с близкими ему людьми, остались уже позади.
В халате и галошах на босу ногу Лавриков двинулся через весь участок по направлению к парадному крыльцу. Однако, не доходя до него, народный избранник заметил за вкопанным в землю столиком сидящего Федечку. Сын уже был на ногах, и это тоже приятно радовало Лавра. Он подошел к столу и опустился рядом с юношей на скамейку.
Федечка подозрительно покосился на отца и тут же изумленно присвистнул.
— Ты чего такой… свеженький? — лукаво поинтересовался он.
— А мне и годков не так много, как тебе кажется… — с чувством парировал Лавриков и для пущей убедительности расправил свои отнюдь не широкие от природы плечи. — Сам-то почему не спишь?
Федечка неопределенно пожал плечами.
— Тяжкие думы гонят прочь мой юношеский сон, — поэтически высказался он, что заставило Федора Павловича задорно рассмеяться.
— Эротического содержания думы? — подковырнул он сына.
— Ах, папенька, если бы эротического!.. — вздохнул юноша, театрально подняв глаза к чистому небосклону. — Сугубо экономического… Как, например, с этой «Империей» управляться.
— Ну, нашел повод… — Лавриков хлопнул паренька по плечу и легонько встряхнул его при этом. — Нас это теперь не касается.
— Очень даже касается, — выразил несогласие с таким мнением Федечка. — У нас больше тридцати процентов акций. Взял вчера почти даром. У Ивана примерно столько же. Да еще у него на счете весь оборотный капитал.
Лавр порывисто вскочил на ноги, обуреваемый целой гаммой чувств. От прежнего благодушного настроения не осталось и следа. Лицо депутата буквально перекосилось от душевных переживаний.
— Какой кошмар!.. — воскликнул он. — Кто тебе разрешил?! Зачем, Федечка?
— Ну надо ж было кому-то… — вполне невинно ответил тот, но Лавриков почувствовал, что сын затеял все это неспроста. А уж если он решил чего, то, как в песне поется, сделает обязательно. И никакого специального разрешения ему для этого не понадобится. — А что? Следующее поколение цивилизованных предпринимателей.
— Это у нас цивилизация?! — продолжал буйствовать Федор Павлович, плотнее кутаясь в махровый халат и звонко хлюпая галошами. — Кому ты гонишь? Это сплошная клоака!
Складывалось такое ощущение, что Лавр напрочь забыл, с кем именно пытается спорить. Со своим вторым «я» фактически. Сын был точно таким же упрямцем, как и его родной папаша. Переубеждать просто бесполезно. Потому что нереально.
— Так ты ж у меня — замечательный ассенизатор, — как ни в чем не бывало заявил Федечка и коварно прищурился при этом. — Или я ошибаюсь?
— Я… Я… — Лавриков растерялся, не зная, как реагировать на последний укол отпрыска. — Дурак ты, Федечка! Вот и весь мой сказ!
— В сказке дураки обычно оказываются самыми умными, — моментально нашелся с ответом юноша.
Лавр досадливо махнул рукой и, развернувшись, зашагал в сторону дома. Галоши захлюпали еще сильнее, что вызвало искренний смех у сына. Федор Павлович недовольно оглянулся на него. Сдвинул брови к переносице.
— Мы не в сказке!
— Ну, это как посмотреть… — протянул Федечка, продолжая спокойно восседать на одном месте, не собираясь составлять отцу компанию по дороге домой.
Лавр плюнул себе под ноги.
Возле могилы Владимира Кирсанова собралось не слишком много народу. Кроме отца Алексея, служившего заупокойную, здесь были только самые близкие люди.
Лиза услужливо поддерживала под руку еще слишком слабую после болезни Ольгу Сергеевну, одетую в траурное платье. Лицо Кирсановой заострилось, глаза запали, но природная красота все-таки не ушла. Напротив, складывалось такое впечатление, что она только-только возрождалась. Чуть в стороне расположились Иван, Клавдия и необычайно серьезный, каким он бывал крайне редко, Санчо.
Никто из присутствующих не заметил, как тенью меж старых могил по-кошачьи передвигалась Ангелина Виннер. Зато она сквозь кустарники и ограды прекрасно видела собравшихся. Легкие порывы ветра даже доносили до ее слуха отдельные слова молитвы.
Что касается Лаврикова, то он остался сидеть в машине перед кладбищенскими воротами, так и не решившись покинуть салон. Там была Ольга, и Федор Павлович чувствовал какое-то мальчишеское стеснение перед ней. Не покидал Лавра и сын, не забывая, правда, возмущаться сложившимся положением.
Читать дальше