Александр Устинов - NEXT-2. Следующий. Книга 4. Во имя любви

— Буквально значит, Ванюша… — протянул он. — Человек открыл окно на шестнадцатом этаже, встал на подоконник и решил уподобиться птице. Но мы не птицы, — философски заключил Семирядин. — Мы разбиваемся при таком способе спуска с большой высоты… Не веришь?

— Не верю, — с трудом выдавил из себя Кирсанов.

— Так проверь, мальчик! — охотно и даже как-то весело предложил ему единственный оставшийся в живых основатель «Империи». — Осталась семья, которая живет все в той же шестнадцатиэтажной башне и смотрит на небо через все то же окно, потому что нет денег сменить квартиру вместе с окном.

Иван нервно сглотнул набежавшую слюну. Комок, застрявший в горле, упорно не желал проскакивать дальше. Похоже на то, что Андрей Матвеевич не собирался лукавить и изворачиваться. Говорил именно то, что думал. У каждого человека рано или поздно наступает такой момент искренности. Кульминационный момент, можно сказать. Когда уже просто не хватает сил копить все это внутри себя и задыхаться от подобного ощущения. Но Кирсанов был намерен убедиться во всем до конца, не полагаясь только на интуицию и на слова сидевшего перед ним далеко не трезвого человека.

— И вы скажете мне, где эта башня? — Мальчик подался вперед, собираясь в следующую секунду подняться на ноги. — И квартира?

То ли для приличия, то ли еще по каким причинам, но Андрей Матвеевич немного подумал над поставленным вопросом. Однако колебания эти были недолгими. Семирядин расплылся в идиотской улыбочке и утвердительно тряхнул головой.

— Скажу. Хотя бы ради того, чтобы не быть экзотическим чудовищем в твоих чистых глазах… Нет, чудовищем я останусь, но уже вполне обычным. Заурядным. — Андрей снова поплыл. — Как все. Каким когда-нибудь станешь и ты. Может, мне от этого хоть чуточку полегчает…

Иван Кирсанов терпеливо ждал.

— Мне нужна карта Москвы. — Кирсанов склонился к небольшому окошечку киоска Роспечати. — Не путеводитель, а карта, где есть улицы и дома, и как куда проехать. У вас найдется такая?

Пухлая розовощекая продавщица в светло-коричневом жакете и с высокой, как башня, прической коротко глянула на двенадцатилетнего юнца и небрежно бросила поверх газет компактную брошюру-путеводитель по городу.

— Пятьдесят шесть рублей… — сухо проинформировала она Ивана, и тут же природное женское любопытство взяло верх, проявив себя во всей бестактной красе. — И чего ты, такой чистенький, в Москве этой потерял? — подозрительно прищурилась пышная дама. — Возвращайся, друг, пока не поздно.

— Уже поздно… — вполне серьезно отреагировал Кирсанов с заметным холодком в голосе.

Забрав брошюру и заплатив за нее положенную сумму, названную продавщицей, он удалился. Разговаривать с незнакомыми людьми ему сейчас совсем не хотелось. И уж тем более изливать им душу.

Благодаря удачно сделанному в киоске приобретению мальчик достаточно быстро отыскал интересующий его спальный район. Тот располагался не так уж и далеко. Но время на поиски все-таки было затрачено, а потому, когда Иван остановился перед единственным подъездом сдвоенной шестнадцатиэтажной башни, построенной из панелей с зеленой облицовочной плиткой, солнце уже почти стояло в зените. Дом, где, по словам Семирядина, когда-то проживал Александр Курыкин, уже порядком обветшал. Часть плитки осыпалась. Швы между панелями были заделаны кое-как, что называется, на скорую руку. Лишь бы отделаться.

Кирсанов запрокинул голову кверху и прикрыл глаза от солнечных лучей раскрытой ладонью. Теперь дом как бы завис над ним в слегка смещенной перспективе. Голова у Ивана закружилась. Он с ужасом представил себе, каково это — лететь с такой высоты навстречу своей гибели.

В холле на шестнадцатом этаже было всего четыре двери. Кирсанов отыскал нужную и вдавил круглую кнопку звонка. Отступил на один шаг, разглядывая дерматин обивки. В одном месте тот был даже порван и заклеен куском скотча. Через минуту или даже меньше из-за двери донеслись неторопливые шаги. Затем они смолкли у самого порога с внутренней стороны помещения. Иван догадался, что кто-то внимательно изучал сейчас его скромную персону в глазок. От этого стало немного неловко, и мальчик поежился, однако честный открытый взгляд от двери не отвел.

— Тебе чего, мальчик? — спросили, наконец, из недр квартиры.

Голос был женским, но слишком молодым для той дамы, увидеть которую рассчитывал Кирсанов и о которой в двух словах поведал ему Андрей Матвеевич, когда давал адрес Kyрыкиных.