Александр Устинов - NEXT-2. Следующий. Книга 4. Во имя любви

Кирсанов энергично встряхнул головой, прогоняя возникшее наваждение. Получив деньги, Иван вернулся к дому Курыкиных, где его так нелюбезно встретили, снова поднялся на последний, шестнадцатый, этаж и позвонил в дверь. Свернутый полиэтиленовый пакет он плотно прижимал к своей худенькой груди. В любой момент в случае агрессивной атаки со стороны хозяев квартиры Иван был готов к стремительному бегству.

Но на этот раз дверь открыла сама Людмила Борисовна. Теперь у нее между пальцами находилась дымящаяся сигарета, а другой рукой женщина стискивала на горле воротник старого халата.

— Опять ты?.. — удивилась она.

— Я.

— В самом деле, Иван. — Жена покойного бизнесмена сокрушенно покачала головой. — Тебе ни к чему приходить сюда… Я… Я помню тебя совсем маленьким, да… А сейчас… — Она с трудом подбирала необходимые слова. — Нет смысла. В визитах. Светка еле успокоилась. Но боюсь, подкурит сегодня, как минимум… Не приходи. Да?

— Я не приду… — заверил Людмилу Борисовну Кирсанов и несмело протянул ей заветный сверток. — Возьмите, пожалуйста. Здесь деньги. Я снял столько, сколько дал банкомат, а потом появилась надпись, что мой суточный лимит исчерпан.

Женщина медленно переводила взгляд с мальчика на пакет и обратно, но предлагаемый дар все-таки не брала. Иван, склонившись, осторожно положил пакет на грязный резиновый коврик перед дверью.

— Простите, пожалуйста… — пролепетал он и тут же устремился прочь.

Оборачиваться Иван не стал, так же как и пользоваться лифтом. Бегом преодолел он огромное расстояние между шестнадцатым и первым этажом, а затем и улицу. Остановился Кирсанов только тогда, когда достиг входа в метро. Тяжело дыша, мальчик остановился на эскалаторе, и тот услужливо понес его вниз под землю. На душе было предельно муторно. До самого последнего момента у Ивана еще были сомнения, что Семирядин солгал ему, намеренно оклеветал отца, но сейчас… Сейчас Кирсанов знал наверняка. Не будь все это правдой, дочь покойного Александра Курыкина не встретила бы его подобным образом. Фамилия Кирсановых здесь действовала как красная тряпка на быка. Значит, причины были. И причины весомые.

Иван сошел с эскалатора и направился к станции. Слезы, уже не сдерживаемые ничем, покатились по щекам мальчика. Он плакал беззвучно, но некоторые прохожие подозрительно косились на Кирсанова, видя, как сотрясаются его щуплые плечики. Парнишка зажмурил глаза, но горькие слезы все равно выкатывались из-под век. Иван успокаивал себя тем, что это последние детские слезы, которых больше никогда не будет… Так он решил для себя. Все это непозволительные для мужчины слабости.

В вагоне подземной электрички было очень много народу. Странно. Время-то для массового скопления совсем неподходящее. Иное дело — часы пик. Кирсанов прижался к стеклу. Никакого следа слез уже не было. Лицо мальчика было серьезным и сосредоточенным. Только дышалось немного тяжеловато. Хотя это могло быть вызвано и тесным соседством обильного количества потных людей.

Покинув метро, Кирсанов принял решение немного пройтись пешком, подышать свежим воздухом. Вот только ветерка сегодня, как назло, не было. Сплошное марево и духота. Неудачный денек, чтобы там ни говорил прыщавый парнишка из «Запорожца».

Возле одного из подземных переходов, привалившись спиной к бетонной стенке, сидел пожилой бомж. Трудно было на вид определить его возраст, но, как показалось поравнявшемуся с ним Ивану, человеку этому было явно не меньше шестидесяти. Бомж был небритый и грязный, но по какой-то причине Кирсанов невольно замедлил шаг, а потом и вовсе остановился и грустно взирал на это осунувшееся почти уродливое лицо опустившегося человека. Выцветшие глаза бомжа слезились и тоже пристально изучали двенадцатилетнего юнца.

Иван уже хотел было пройти дальше, но бомж вдруг прохрипел ему в спину:

— Дай закурить, парень.

— Извините. — Кирсанов пожал плечами и развел руки в стороны. — Я не курю.

Некоторое время бомж молча шевелил истресканными белесыми губами, а когда заговорил снова, голос его неожиданно повысился едва ли не до фальцета.

— Жалко сигареты? — сказал он, будто плюнул.

Кирсанов на мгновение растерялся.

— Не курю я, честное слово! — обиженно заявил он и, наконец отвернувшись от бомжа, зашагал в противоположную сторону. Но грязный неопрятный мужчина, сидевший возле подземного перехода, продолжал буравить своими глазенками удаляющуюся фигуру мальчишки и методично, через паузы, отпускал в его адрес обидные ругательства.