Дидье Дененкс - Детектив Франции 7

Когда Кристиан Сольнес увидел ее впервые в этот вечер 29 июля в «Папагайо», в Сен-Тропезе (ее высокий стройный силуэт внезапно возник из ночи в дверях, а кольцо табачного дыма вокруг ее головы напоминало нимб), он подумал, что это спасательная шлюпка, экипированная радаром, мотором мощностью в 600 лошадиных сил, и отважным капитаном. Кристиан парил, раздираемый противоречивыми потребностями, примирявшимися наконец к трем часам ночи и на короткое время. Слабо защищенный аурой наигранной беспечности, которую он распространял вокруг себя, осторожно передвигаясь от столика к бару, словно боясь сломаться, в эту ночь он пил и курил все подряд, походя, не желая никого обидеть и пытаясь заглушить мучившие его противоречивые ощущения. Он курил марихуану, простые сигареты, пил виски, курил еще более едкий и терпкий гашиш. И теперь в магическом огне светомузыки, от запаха пота и духов, от прилипавших и отлеплявшихся от него тел он чувствовал себя одиноким мореплавателем, наслаждающимся коротким затишьем перед бурей. Он знал, что скоро вечный вопрос снова начнет его мучить: как выжить? Но он знал также, что в другом уголке его мозга, к сожалению гораздо более маленьком и затуманенном, он всегда найдет ответ: в любом случае завтра будет новый день.

В этот момент он увидел ее в сопровождении мужчины с грубым лицом, который ей абсолютно не подходил. Ее спутник осмотрел присутствующих холодным и уверенным взглядом коршуна, наблюдающего с дерева за парой львов, пожирающих внизу газель, в ожидании набить себе внутренности, когда они закончат пир. Кристиан, впившись взглядом в девушку, подошел к столику. Мужчина спросил его:

— Вы знакомы?

Кристиан отметил, что голос его звучит дерзко, в тоне слышался понятный вызов. Перед его глазами словно мелькнуло на мгновение лезвие кинжала. Благодаря конопле он улавливал сегодня не только все звуки, но и все помыслы. Однако ему хотелось услышать звук ее голоса, и он спросил:

— Как тебя зовут?

— Гислейн, — сказала она.

Квадратное лицо ее спутника расплылось в ухмылке. Кристиан с восторгом внимал сладким звукам ее голоса, с восхищением смотрел на нежный овал ее лица, мысленно сравнивал ее с Весной Боттичелли, случайно заглянувшей в эпоху пилюль и группового секса.

Ее смуглый спутник, одетый в сорочку «Таити» и носивший на пальце перстень, сделал знак официанту и сказал, указывая на Кристиана:

— Уберите его отсюда.

Но Кристиан уже сел за столик и сказал:

— Я здесь вроде неприкасаемого, господин сержант Шрайвер.

— Я уже видел тебя по телеку, — сказал тип, смягчившись, — для наркомана ты поешь недурно.

— Это низко, сержант Шрайвер.

— Почему ты зовешь меня сержантом?

— Из-за вашей изысканности, господин посол.

Тип повернулся к Кандис:

— Ты хочешь, чтобы я выставил его?

— Нет, — сказала она, — я сама пригласила его за наш столик.

— Очень приятно, — сказал тип иронично. — Меня называют Марчелло.

Кристиан пожал протянутую ему руку и повернулся к стоявшему у столика официанту:

— Двойной виски моему другу Марчелло.

В этот момент проигрыватель заиграл «Письмо к Дуна». Диск ставили несколько раз за вечер, когда Кристиан приходил сюда, и обычно он ничего не имел против, ему даже это нравилось, но сейчас ему было стыдно.

Он знал, что в третьем такте он не смог вытянуть фа, хотя во время записи сделал много попыток. В конечном счете остановились на лучшем варианте, но сейчас это его смущало.

— Как тебя зовут? — повторил он свой вопрос.

— Кандис.

— Ты англичанка?

— Американка.

— И ты любишь этого гуся?

Она взяла Марчелло за руку:

— Да, тебя это смущает?

— Меня это убивает. Марчелло, вы не будете возражать, если мы потанцуем?

— Сочту за честь, малыш.

Сейчас он играл роль процветающего, приветливого бизнесмена, этакого добродушного папашу. Кристиан обратил внимание на то, что большой палец руки Марчелло был оттопырен и изогнут. Он всегда смотрел на руки мужчин, когда собирался увести их подруг.

— Он крутой? — спросил Кристиан Кандис во время танца.

— Очень.

— Я тоже. Смотри.

Проходя мимо свободного столика, он опустил на него совершенно расслабленную руку. Рука ударилась о стол с такой силой, что, казалось, впилась в дерево. Он показывал Кандис ладонь, чтобы она убедилась в отсутствии каких бы то ни было следов удара.

— Каратэ, — сказал он, — семь лет тренировки.

— Болтовня, — сказала она. — У тебя не найдется немного травки, чтобы успокоить нервы?