Дидье Дененкс - Детектив Франции 7

И вот он стоит в дверях — бледный, взволнованный, кадык ходит ходуном. Не сомневаюсь: он предпочел бы увидеть жандарма, ростовщика или даже своего исповедника, чем блистательного комиссара Сан-Антонио. Я вталкиваю его внутрь, вхожу сам и каблуком захлопываю дверь. Оказываюсь в узенькой прихожей, пропахшей прокисшим супом. Направо сквозь открытую дверь вижу комнату, которая, судя по всему, служит одновременно спальней, кухней, гостиной, столовой, а при случае и борделем. В ней воняет табачным пеплом, шлепанцами, кислятиной и прогорклым салом.

— Тут и живешь? — интересуюсь я.

Три Гроша немного приходит в себя.

— Чем обязан вашему визиту? — осведомляется он, силясь улыбнуться. Без особого, впрочем, успеха. Так, наверное, улыбается человек, когда ему вскрывают живот.

— Догадайся, — предлагаю я. У этих парней обычно такая биография, что простенький вопрос вроде этого производит в их мозгах полный кавардак.

— Я… я не знаю… — бормочет он, багровея, как пылающая головешка. — Положа руку на сердце, господин комиссар, — моя совесть чиста. Ей-богу!

— Ну прямо маленький святой Жан, — ухмыляюсь я, усаживаясь в кресло, которое жалобно стонет под моим весом. Так ты, стало быть, решил лионцем заделаться? Не больно-то шикарный городишко, не находишь? Да еще местечко выбрал — сплошное веселье. Особенно это кладбище напротив… По парижской суете не тоскуешь?

Он напряженно улыбается, ожидая, что лихорадочно работающие мозги подскажут нужную мысль — я прямо вижу, как они шевелятся. Но напрасно — ничего не придумывается.

— Так что ты тут поделываешь, Три Гроша?

— Я работаю… — лепечет он.

— Браво! И в какой же области, если не секрет?

— Я коммивояжер.

— Что же ты продаешь, сокровище мое? Поделись со старым знакомым. Святые картинки? Или, может, «томпсон» с укороченным стволом?

— Вы ошибаетесь, господин комиссар. Я чист.

— Как зовут твоего шефа? Случаем, не Компер?

Его кадык застывает, потом медленно опускается, будто он его проглотил.

— Что вы… но… я…

Чтобы прочистить ему мозги, я отвешиваю ему удар — легкий, но этот слабак тут же валится, как сноп.

— О, господин комиссар, — бормочет он, поднимаясь на ноги, и глаза его наполняются слезами.

— Опять то же самое, — замечаю я. — Стоит прищемить пальчик, и ты уже хнычешь, а?

— Что я такого сделал?

— А это я тебе с удовольствием объясню, мой ангел. Сделал ты то же самое, что один французский король, — помнится, его звали Филиппом Красивым. Фальшивую монету.

Это зрелище стоило бы показать по цветному телевидению. Щеки у парня стали светло-зеленого цвета и ввалились, губы побелели. Он съежился, как котлета в забегаловке.

— Я… я… я… — залепетал он.

— Не ты один, конечно, — кивнул я. — На это ты не способен. Но в деле ты участвуешь, это точно. — Достаю из кармана сотенный билет и читаю текст, напечатанный в нижнем углу: — «Подделка карается пожизненной каторгой». Слышишь, малыш? Тут так и написано — «пожизненной». Это тебе о чем-нибудь говорит?

Похоже, Три Гроша слегка приходит в себя.

— Не знаю, о чем это вы, — упрямо заявляет он.

Раздумываю, не стукнуть ли его еще разок, но по здравом размышлении отказываюсь от этой мысли. Что с него возьмешь? Разревется, вот и все дела. Терпеть не могу, когда взрослый мужчина плачет. Слезы труса. К тому же историей с фальшивыми деньгами я его и так неплохо пристукнул. Попробуем теперь зайти с другой стороны.

— Пожизненная каторга, Три Гроша, — штука, что и говорить, невеселая. Но есть кое-что и похуже для здоровья. Гильотина, например. Как считаешь?

— А никак. Вы же знаете, господин комиссар, я в мокрые дела не лезу.

Знаю, конечно. Я ведь уже говорил вам: Три Гроша — всего лишь шестерка. Ничего не поделаешь: есть люди, которые покупают «роллс-ройсы», и люди, которые их обслуживают. Но это между нами. Пока что я разыгрываю наивность.

— Понятия не имею, малыш. Точнее, знаю, что твой Компер сыграл в ящик. Аккурат в той хибаре, что рядом с твоей. Такая, понимаешь, неприятность: ему пуля в чердак залетела.

Три Гроша подскакивает, как карп на сковородке.

— Мертв?! — восклицает он.

Что исчерпывающе доказывает — для меня, по крайней мере, — о смерти Компера он не знал.

— Мертв… — обалдело повторяет он.

— Именно, — подтверждаю я. — Причем, заметь: погиб он из-за тебя. Сигнализация-то к тебе ведет — скажешь, нет? Я, когда в половине двенадцатого туда полез, ее по нечаянности и включил. Ну а ты, известно: чуть что не так, начинаешь выкручиваться. Тут же предупредил либо Ком-пера, либо кого другого. Я так думаю, что именно кого другого. Этот другой туда заявился, обнаружил, что в тайнике побывали, и уж сам вызвал Компера. Там они и объяснились по-крупному. Я даже догадываюсь, по какому поводу. Из-за того, что шеф твой от большого ума заявил о краже своей машины. Решил таким образом обезопасить себя на случай провала. Остальные, понятно, узнали об этом только сегодня — вот и представили ему счет.