Замечаю парня на обочине. Судя по вытянутой физиономии и лопате на плече, красота восхода ему до лампочки. Может, он укажет мне гостиницу, где я смогу всхрапнуть? Останавливаюсь и задаю вопрос. Он долго изучает черты моего лица, и, похоже, они кажутся ему вполне приемлемыми. Во всяком случае, он сообщает, что через сотню шагов имеет быть гараж, а при нем бистро. Койки там, по его словам, тоже сдаются.
Из указанного дома лениво плывет в рассветное небо струя дыма. Хороший знак. Ставни еще не открыты, но из-под двери вырывается луч света. Стучу. Открывает тип средних лет с красным бандажом поверх фланелевой рубашки. Объясняю ему, что просидел за рулем всю ночь и чертовски устал. Затем высказываю соображение, что стакан сока и кусок чего-нибудь съедобного еще способны вернуть меня к жизни.
— Войдите, — говорит он.
У кофе вкус долго и обстоятельно ношенных носков. Но я вспоминаю обо всех героях, погибших, чтобы обеспечить нам лучшую жизнь, и это помогает мне проглотить упомянутый напиток. К тому же он горячий. Тем не менее, свершив сей подвиг, я чувствую себя разбитым, как велогонщик, по ошибке проскочивший «Тур де Франс» за один день. Ноги у меня подгибаются, а в венах, похоже, течет овсяный сироп.
— Как добраться до моей комнаты? — с трудом вопрошаю я у хозяина.
Он приглашает следовать за ним. Начинаем восхождение по деревянной лестнице с шатающимися ступеньками.
— Осторожнее, — предупреждает мой Вергилий.
Предупреждение представляется мне отнюдь не лишним. Не сомневаюсь, что последний парень, пытавшийся подняться по этой лестнице в пьяном виде, уже успокоился на тихом местном кладбище и не сможет поделиться ощущениями. Чтобы спокойно взбираться по данному сооружению, надо лет десять поработать у Барнума [14] Барнум — владелец известного американского цирка.
.
Наконец мы достигаем второго этажа, и хозяин толкает нужную дверь. Она натужно стонет, умоляя угостить хоть капелькой машинного масла. Келья, предстающая моим глазам, как нельзя лучше подошла бы монаху, одержимому идеей умерщвления плоти. Все в ней грязно, гнило и вдобавок завешано фестонами паутины.
— Вот, — говорит мой проводник, немного стесняясь. — Не шикарно, но мы в деревне.
— Не хуже, чем у негров, — подтверждаю я.
Поскольку хозяин наверняка не знает, как там у негров, он соглашается.
— Отлить не хотите? — неожиданно интересуется он затем.
Столь доверительный вопрос меня слегка удивляет, но подобная предусмотрительность заслуживает уважения.
— Не сейчас, — как можно вежливее ответствую я, — но если это случится еще до Рождества, я не буду удивлен.
Выясняется, что для этого надо спуститься вниз и завернуть за дом.
— О'кей, — соглашаюсь я, — постараюсь найти.
— Нет, — оказывается, он еще не окончил, — за домом вы увидите сад. Пройдете вглубь. Во-он, видите — вскопанная земля? Это там.
Я отчаянно борюсь с желанием выбросить его в то самое окно, куда он тычет пальцем, но в этот момент он наконец уходит. Хлопаю по рассаднику насекомых, именуемому здесь кроватью, дабы предупредить клопов, что пища прибыла, и падаю, на ложе. Две секунды спустя я уже храплю с такой страстью, что соседи, скорее всего, забегают к хозяину полюбопытствовать, хорошо ли работает его новая бензопила.
Просыпаюсь со странным чувством, будто в голове забрезжила какая-то идея, но не могу понять, какая именно. Это мешает. Подхожу к окну. Погода терпимая. Потягиваюсь и добросовестно наполняю легкие деревенским воздухом. Природа зеленеет. В любом случае курс хлорофилла мне не повредит.
Под окном я увидел бензоколонку. Потом шоссе, по которому с грохотом катятся грузовики. Напротив гостиницы от шоссе отходил проселок и карабкался к деревушке, пристроившейся на вершине холма. Я продолжал принюхиваться к чистому воздуху, но в черепушке мысли рванули, как машины на зеленый свет. Красотка на синем велосипеде наверняка обреталась где-нибудь поблизости. Женщина, способная дать такую сумму бродяге типа Дэдэ, чтобы заткнуть ему пасть, должна обладать средством передвижения надежнее вело. Следовательно — машиной. Если так — должна же она где-то заправляться, верно? Ну а коли она живет в здешней округе, то почему бы ей не заправляться у моего хозяина?
Я спускаюсь. Объект моего интереса занят: жарит в масле лук. На столе лежит кусок вырезки, толстый, как левый окорок Мохаммеда Али. Мой желудок деликатно тянет меня за рукав и сообщает, что хороший кусок мяса с луком всегда был его идеалом. Я делюсь этим известием с хозяином. Он молча водружает на стол еще один прибор. Через четверть часа я без труда нахожу общий язык с роскошной отбивной.
Читать дальше