Сирил Хейр - Смерть играет (= Когда ветер бьёт насмерть)

— Пожалуй, — без всякого энтузиазма согласился Петигрю. Просмотрев бумаги, он подтвердил: — Да, кажется, сведения исчерпывающие. Они действительно подтверждают мои предположения относительного того, что произошло.

— Поздравляю.

— Спасибо, — уныло сказал Петигрю.

— С другой стороны, — спокойно продолжал Макуильям, — последние отчеты Тримбла нисколько не продвигают расследование.

Петигрю, наскоро прочитав отчеты, согласился с ним.

— Фактически, — заметил он. — мы топчемся на том же месте, где были.

— Не совсем, — безмятежно возразил Макуильям. — Не могу с вами согласиться. Нам многое удалось сделать. Мы установили правду о том простите, что я так говорю, — что сначала казалось совершенно дикой и невероятной версией. По ходу дела мы установили несколько весьма подозрительных фактов. И эти факты, на мой взгляд, ведут к одному неизбежному заключению, а именно, что мы установили, по крайней мере, личность одного человека, ответственного за это преступление. Думаю, этого вполне достаточно, чтобы двигаться дальше.

— И куда же, мой дорогой полицейский шеф, — потеряв терпение, вскричал Петигрю, — куда вы намерены двинуться? Какая польза от всех ваших подозрительных фактов и неизбежных заключений, когда вы отлично знаете, что в конце концов не можете сказать, кто совершил убийство и как оно было совершено? Вы говорите, что я во всем был прав, что ж, пусть так. Но прошу вас вспомнить, что сейчас мы находимся именно в том положении, о котором я предупреждал, когда вы вытягивали все это из меня. У нас на руках куча фактов, которые могут относиться к преступлению, а могут никак не быть с ними связанными. У нас нет средств доказать их связь с преступлением. Поэтому мы остаемся с перспективой прожить остаток нашей жизни с горожанином, которого подозреваем в совершении убийства, хотя это подозрение может быть совершенно беспочвенным. Господи, как я жалею, что не послушался своего инстинкта, который советовал мне держаться от этого расследования подальше!

В ответ на эту тираду начальник полиции только взял кувшин и налил солидную порцию утешительного средства в стакан Петигрю, сдобрив его минимальным количеством содовой. Петигрю с благодарностью принял предложенное средство, и какое-то время мужчины сидели молча. Затем, когда Макуильям хотел что-то сказать, в дверь позвонили.

Макуильям осторожно встал, отдернул занавеску и выглянул на улицу.

— Какая неловкость, — пробормотал он, возвращаясь в центр комнаты. — Там инспектор Тримбл. Должно быть, что-то серьезное, иначе он не нарушил бы моего приказа. Прислуга сегодня выходная, так что дверь придется открывать мне. — Он с отчаянием оглядел комнату. — Мне нужно было предусмотреть второй выход из дома. А здесь даже крысе не спрятаться. Хотя, может, мне поговорить с ним в прихожей, а вы посидите здесь, пока он не уйдет.

— Нет, нет, — смиренно ответил Петигрю. — Пусть войдет. Это будет великолепным завершением восхитительного дня.

Макуильям все еще колебался.

— Я думаю о его чувствах, — вздохнул старший констебль.

— К черту его чувства! Не понимаю, почему я один должен страдать из-за этого проклятого дела!

Звонок повторился, и Макуильям, беспомощно пожав плечами, вышел. Петигрю слышал, как открылась входная дверь и в прихожей раздался голос Тримбла.

— Простите, что беспокою вас, сэр, но дело такой важности… — говорил он, ловко спускаясь вниз по ступеням и привычно наклонив голову в нужный момент. Здесь он замер на месте, увидев Петигрю. — Прошу прощения, сэр, напряженно сказал он. — Я не знал, что у вас гость. Может, мне лучше…

В этот момент взгляд инспектора упал на проклятые улики, разложенные на столе. Это был тяжелый момент. Багровая краска залила его лицо, когда несправедливость его начальника медленно дошла до него.

— Я не знал, сэр, — повторил он, — не знал, что вы… что мистер Петигрю…

С нарастающим ужасом Петигрю увидел заблестевшие на глазах инспектора слезы. У него сжалось сердце, он судорожно искал подходящие слова, но они не приходили. Простить можно многое, подумал он, но несправедливость по отношению к профессиональной чести человека — почти непереносимое оскорбление.

На такой случай, как и почти на каждый, у старшего констебля было собственное лекарство. Он мигом оказался у буфета, нашел еще один стакан, наполнил его и сунул в руку Тримбла.

— Спасибо, сэр, но я не пью, — холодно сказал инспектор.

— Я знаю, но по этому случаю лучше выпить. Вам нужно выпить. Выпейте и садитесь… или лучше, сначала сядьте.