Я постоял несколько минут на мосту. На противоположной стороне, рядом с Клэддафом, виднелся пирс Ниммо.
Тело Саттона так и не нашли. За его картинами теперь гоняются коллекционеры. Французы называют страшный сон словом «кошмар» – cauchemar. Алкоголику снятся сны, какими не может похвастать ветеран Вьетнама. Закрываете глаза и бормочете: «Вот сейчас…» – и вам не до шуток. Сначала, что обидно, алкоголь препятствует снам, или, по крайней мере, вы их не помните. Зато потом он питает их и поднимает до девятого уровня. Того самого, на котором не стоит задерживаться. По-ирландски сны – broingloidi, прекрасное мягкое слово. Пьянице хочется невозможного, хочется приятных снов. Напрасно. Но я никогда не видел во сне Саттона. Разумеется, днем я часто о нем думаю, но он со мной в светлое время суток. И слава богу.
Мне требовались Мертон и пинта пива. Необязательно в этой последовательности. Я направился к Чарли Бирну, владельцу магазина подержанных книг. Тот самый магазин. Когда я имел дело с библиотекарем Томми Кеннеди, который учил меня, что и как надо читать, он рассказал мне о Сильвии Бич. В те замечательные дни в Париже ее книжный магазин посещали
Джойс
Хемингуэй
Фицджеральд
Гертруда Стайн
Форд Мэдокс Форд.
Когда мистер Кеннеди рассказывал, в голосе звучала такая тоска. Когда он описывал эту почти мифическую атмосферу, я практически ощущал запах сигарет «Голуаз» и аромат настоящего французского кофе. Но я был юн, поэтому, естественно, спросил:
– А вы там тоже были, мистер Кеннеди?
И он ответил, пряча потухшие глаза:
– Нет, нет… я там не был.
Среди стихов я выделяю «Вопль» Гинсберга. Почему-то никто из тех, кому я об этом говорил, не удивлялся. Наверное, слишком часто слышали, как я вою. Книга поехала со мной в Лондон в кармане пальто. Еще одна книга-путешественница – «Гончая небес». Эта книга коллекционная, в переплете из мягкого сафьяна с золотым тиснением. Когда я сказал Томми Кеннеди, что решил стать полицейским, он жутко расстроился. И на прощание подарил мне книгу Томпсона. Пьяные ночи оставили след в этой книге.
Магазин Чарли Бирна приближался к идеалу Томми. Несколько лет назад я копался в книгах в отделе детективов. Студент держал в руках прекрасное американское издание Уолта Уитмена. Он глядел на цену. Проходивший мимо Чарли сказал:
– Возьми ее.
– У меня денег не хватит.
– А, сочтемся в другой раз.
И протянул ему «Избранное» Роберта Фроста, добавив:
– Тебе это тоже понравится.
Класс.
Винни Браун копался в книгах. Он поднял голову и сказал:
– Ты вернулся.
Они работали командой – Чарли, Винни и Энтони. За то, что я познакомил Энтони с Пеликаносом, он подарил мне полное собрание сочинений Гарри Крюса. Этот американец на удивление вжился в рутину Голуэя. Чего до сих пор не удалось мне.
Винни спросил:
– Как там Лондон?
Я недавно прочел «Лондон: Биография» Питера Акройда. Не желая выпендриваться, я сказал:
– Лондон – настоящий хаос, лабиринт, из которого нет выхода.
Винни задумался, потом сказал:
– Акройд?
Я ничего не знаю о прозорливости. Я не имею в виду мерзкую песню Стинга, только простое совпадение.
В детском отделе бродила женщина. Прикидывала разницу между Барни и «Плюшевым кроликом». Я кивнул ей, и она сказала:
– Мистер Тейлор?
Это «мистер» меня убивает. Я спросил:
– Все путем?
– В воскресенье будет повторение.
– Вот как?
– Я молилась, чтобы мы победили англичан. Вы думаете, это нехорошо?
– Против Керри я сам свечку поставлю.
Она взглянула мне в лицо. Это было не любопытство, а озабоченность. Она сказала:
– Вы бороду отрастили.
– Правильно.
– Вам идет.
За шесть месяцев до своей поездки в Азию Томас Мертон записал в журнале:
«Я сознаю, что мне надо расстаться с прошлым – скопищем инерции, ошибок, глупости, гнили и мусора. Испытываю огромную потребность в ясности, в разумности или, скорее, в безрассудстве. Потребность вернуться к настоящему делу, к деяниям в нужном направлении. Потребность разделаться с великими сомнениями. Потребность увидеть свет в конце тоннеля».
Его убьет в середине путешествия подстроенная кем-то катастрофа с электричеством в Бангкоке.
Аура ушедших.
В Лондоне меня тянуло к пропащим. Моя аура непрерывного гниения служила маяком для бродяг, потерявших путь. Алкашей, наркоманов, бывших зеков, неудачников, потерянных ангелов. Идите ко мне все, кто потерял себя, и я найду для вас имя. Я особо возился с двумя людьми. Они находились на самой грани той группы, которую я описал.
Читать дальше