Александр Горохов - Кровавое шоу

Пусть он сам, недоносок, разберется в этом деле! Надя возрадовалась неожиданной мысли, пришедшей ей в голову. Пусть теперь Крикун попляшет и попытается доказать, что он не верблюд! Надо только вспомнить телефон того милиционера… Ага! Послушная память выдала номер телефона и имя — Всеволод Иванович Сорин! А теперь, мадам Корецкая, посмотрим, как вы потанцуете вместе со своим болтливым убийцей-охранником!

Надя выкинула пустую бутылку и пошла покупать жетоны для телефона.

Оклемавшийся Седов привел в кабинет Сорина красивую молодую женщину с аккуратной, но несколько диковатой стрижкой в два цвета волос: черный и рыжий, изящные очки довершали дело, делая из нее инопланетянку.

— Это Элла Аркадьевна, — с подчеркнутой галантностью представил старик. — Она эксперт-криминалист нового поколения, узкий специалист. Я на себя не взял смелость сделать экспертизу ваших материалов, Элла Аркадьевна сделает это лучше меня.

Сорин пожал молодой даме руку, хотя эту ухоженную красивую руку надо бы поцеловать, но не то воспитание.

Она спросила очень серьезно:

— Можно приступать?

— Да, — слегка недоумевая, ответил Сорин, а старик хитро улыбался.

— Хорошо. Значит, мне была предложена лингвистическая экспертиза…

— Какая? — опешил Сорин.

— Экспертиза по лингвистике, Всеволод Иванович, — в голосе Седова прозвучала легкая насмешка. — Сравнительный анализ по лингвистике тех материалов, которые мы дали Элле Аркадьевне. Письмо, написанное якобы Дворецкой, и документы Светланы Локтевой, с тем, чтобы проверить, кто из них писал вам письмо. Из больницы.

— Ага, — кивнул Сорин, сделав вид, что все понял.

— Да, — строго сказала молодой эксперт. — Мы проводим такую экспертизу с тем, чтобы с вероятностью в девяносто три процента доказать подлинное авторство или подлог, подделку текста под стиль письма другого человека.

— Подождите… Это не графология? — спросил Сорин.

— Ни в коем случае! — милостиво улыбнулась эксперт. — Графология дает невысокий процент точности, если за дело берется опытный имитатор чужого почерка. Мы исходим из того, что каждый человек имеет свой литературный стиль и словарный объем, использует свои обороты речи. Все это выдает его, когда он пишет от имени другого лица.

— Ага! — обрадовался Сорин, сообразив, что к чему. — Но ведь, насколько я помню, девятая глава «Евгения Онегина» так подделана под язык Пушкина, что не отличить!

— Что вы, Всеволод Иванович! — укоризненно улыбнулась эксперт. — Давно доказали, что это не Пушкин! Экспертов-лингвистов с опытом обмануть практически невозможно! Мы работаем надежней, чем специалисты по разоблачению фальшивомонетчиков, а уж у тех и аппаратура, и многовековой опыт! Я могу продолжить?

— Да-да, конечно, — виновато заторопился Сорин.

— Итак, у нас было письмо, написанное якобы Анной Николаевной Дворецкой, а также документы ее дочери Светланы Дмитриевны Локтевой-Дворецкой. Результат экспертизы: письмо на пишущей машинке на имя Всеволода Ивановича Сорина написано не Анной Николаевной Дворецкой. У Анны Николаевны была строгая манера письма, абсолютно грамотная, сухая, выверенная годами преподавания литературы и русского языка в школе. Второе: с достоверностью на девяносто два процента можно утверждать, что это письмо написано ее дочерью, Локтевой Светланой Дмитриевной. Наши выводы подтвердила, кстати, и компьютерная проверка.

— Приехали! — расстроился Сорин. — Опять компьютер! Без него молодежь никуда! Ладно, каюсь. Я доживу на службе без этого мозгозаменителя. Проще говоря, вместо мамы письмо мне написала дочка?

— Экспертиза утверждает именно это, — гордо заявила двуцветная инопланетянка.

— И больше ничего? — с преувеличенной надеждой спросил Сорин.

В ее глазах засветилось растерянное недоумение.

— А что еще?

— Да мне бы знать, зачем это письмо написано? Почто такой обман мне, старикашке, сунули?

Седов засмеялся и повернулся к коллеге:

— Не поддавайтесь, Элла Аркадьевна! Не обращайте на него внимания! Он любит представляться многоопытным старцем-аксакалом, а сам годится мне во внуки. Просто мальчишка еще. А сейчас он опробует на вас один из любимейших своих приемов — ошарашить человека идиотизмом, чтобы тот растерялся и сказал то, о чем не думает и чего не знает. Вернее, не подозревает, что знает. Иногда этот варварский прием дает поразительный эффект! — он повернулся к Сорину: — Всеволод Иванович, не пугай молодого специалиста.