Александр Горохов - Кровавое шоу

— Ну и здорова же ты, мать! — восхищенно завизжала Джина. — Я бы после такой хвори неделю в реанимации провалялась!

— Вот и валяйся! — посоветовала Надя. — Ты мне адрес Корецкой нашла? Я тебя давно просила.

— Знаю я, где она репетирует. Но на этот раз тебя всерьез пришибут! Я дурой родилась, но ты и того хлеще!

Надя призадумалась, быть может, Джина права. Кто ее сбросил с теплохода и зачем это было сделано, Надя не знала. В конце-то концов, ну видела она Корецкую и ее бугая в квартире Княжина — так ведь на другой день после его смерти. Скинуть ее с теплохода, вдруг подумала она, мог тот парень с плащом через руку, друг Николая. Только вряд ли. Николай — не убийца и такого приказа отдать не мог. Кому она вообще могла перебежать дорогу так серьезно, чтоб возжелали ее смерти?

— Черт его знает, Джина, — грустно сказала она. — Целый месяц в Москве, по делу ничего не сделано, а врагов я себе, получается, нажила выше крыши!

— Я и говорю — летим на юга! Здесь пока все устаканится, подзабудется, вернемся, и начнешь все сначала.

— Лети, — сказала Надя. — Я тебя не держу. А мне с Аней Корецкой так или иначе надо поговорить. Мы землячки, с Урала обе, она меня должна понять. И помочь должна. Одни москвичи тухлые на эстраду лезут! У них и так все есть, как сыр в масле катаются, а другим прохода не дают! Может, возьмет к себе в ансамбль на подтанцовки, и то для начала будет хорошо.

— Зачем ты ей нужна? — закипятилась Джина.

— Не нужна, — согласилась Надя. — Но она меня боится. Почему-то боится, я чувствую. А потому ей лучше, чтоб я у нее в подругах ходила. Где она репетирует?

До Теплого Стана Надя добралась на метро. Спускалась под землю при пасмурном, сереньком дне, а поднялась наверх — солнце сияло и на небе не было ни облачка! Будто в другой город приехала.

Полуподвал, где должен был находиться зал для репетиций Корецкой, Надя нашла не сразу. Парнишка лет пятнадцати указал на железные двери в углу двора и сказал, что репетирует Корецкая обычно вечером, а сейчас вряд ли там кто есть.

Парнишка ошибался. Едва Надя подошла к дверям, как услышала из маленьких окошечек на уровне земли ритмичную музыку, хрипловатый кабацкий голос Корецкой пел что-то незнакомое, новенькое — про любовь под луной и пальмами в шуме прибоя океанской волны.

Надя позвонила. Музыка не прекратилась, двери открылись через цепочку, и низкорослый крепыш спросил сердито:

— Анны нет, автографов не даем, что надо?

— К Анне Корецкой, — внушительно сказала Надя. — Скажи, утопленница с теплохода поговорить желает.

В глазах крепыша отразилось сомнение, он глянул за спину Нади, скинул цепь и пропустил ее.

Она спустилась на несколько ступеней, музыка уже гремела, сотрясая стенки, так что Надя не услышала, что говорил ей провожатый. Он провел ее в какую-то комнатушку и, наверное, попросил подождать перерыва. Надя с уважением относилась к репетициям и прокричала парнишке, что будет ждать до упора, торопиться ей некуда, дело важное.

Музыка достигала громкости неизмеримой, обрывалась, доносились крики Корецкой, еще чьи-то вопли — столь знакомая и радостная Наде атмосфера, когда с великими муками разучивается новая песня. Репетиция продолжалась, Надя поняла, что сегодня у Корецкой дела идут плохо, она все время ошибалась, орала на оркестрантов, будто они в этом виноваты. Минут через пять Корецкая обложила свой оркестр таким матом, что музыканты разозлились; Надя слышала, как они ответили своей солистке ничуть не хуже, потом начался скандал, потом послышался смех, кто-то рявкнул: «Отдохнем, ребята. Пивка попьем!» — и через секунду в комнатушку вошла Корецкая.

— Добрый день, что надо? — начала она дергано и бегло, не глядя на посетителя, а когда подняла глаза, шарахнулась к стене и закричала:

— Ты же утонула! Утонула! Крикун, где ты там? Как ты сюда пролезла?

— Подожди, я не утонула, — начала было Надя, но тут в комнатушку влетел здоровенный парень, тот самый, с теплохода, и ударил ее кулаком по голове.

Надя опрокинулась на небольшой стол, а Крикун быстро оглянулся:

— Закрой дверь! Сейчас мы с этой мартышкой разберемся раз и навсегда!

— Ты руки не распускай! — закричала Надя. — Я тебя, гадину, в тюрьму засажу! И тебя, Анька, засажу! Я по-хорошему пришла!

Она видела, как огромные глаза Корецкой стали еще больше, за ними и лица не было видно. Она оттолкнула в сторону своего телохранителя и вцепилась Наде в грудь.

— Ты из мафии, из мафии, да? Чего тебе надо, говори! Мы же тебе платим, платим вам, сукам, чего еще надо?