Станислав Родионов - Запоздалые истины

— Из-за внешнего вида?

— Хотя бы.

— А я все машине и отдаю. И деньги, и время.

— Ну, а детям? Трое ведь.

— Моих только двое.

— А чей же третий?

— Аист принес.

— Какой аист?

— Петька, водопроводчик из жилконторы.

— Ну, это с женой разбирайся, а воспитывать обязан всех.

— Что ж... У меня к ним отношение матерное.

— Это к детям-то?

— Вроде как у матери, — объяснил Семенихин, оглядывая куртку, рубашку и галстук инспектора.

Петельникову хотелось спросить этого тусклого мужчину, для чего он завел троих детей. От любви к ним, по требованию жены, для увеличения народонаселения, или они сами завелись? Но для интересных разговоров времени не было — инспектор ждал звонка Леденцова, идущего по городу своими оперативными путями.

— Семенихин, третьего сентября возил Дыкину?

— Говорит, довези последний раз до перекрестка и прощай.

— Как прощай?

— Все, любовь накрылась.

— Ну, и?..

— Довез. С того дня не виделись.

— А почему именно с третьего?

— Еёная блажь.

Нет, не «еёная блажь». Третьего сентября она украла ребенка, и этот потрепанный Семенихин стал ей не нужен.

— Свидетель говорит, что ты ее ждал?

— Постоял маленько. Вижу, она на той стороне улицы топчется, тоже вроде бы кого-то ждет. Я и уехал.

Второй день пустопорожних разговоров. Нет, кое-что из этого разговора добыто: третьего сентября Дыкина была на перекрестке и третьего сентября Дыкина прогнала любовника. Доказательства? Тонкие, как паутинка.

— А почему у нее нет детей?

— От кого ж?

— Ну, хотя бы от тебя.

— Так бы я и допустил. У меня своих хватает.

— Она хоть о детях говорила, думала, мечтала?

— Откуда мне знать, о чем она мечтала...

Инспектор обескураженно умолк. Ему захотелось вцепиться в шиворот Семенихина и трясти его до тех пор, пока не вытрясутся емкие слова о том человеке, которого этот автолюбитель знал три года. Да он, наверное, и жену-то свою не знает, и детей-то толком не помнит.

— С кем она дружит?

— Говорил уже, с Катюхой.

Катюху инспектор проверил. Наверняка у Дыкиной есть хорошая приятельница. Может быть, теперь весь розыск сводится к ее отысканию, потому что там спрятан ребенок. Но Семенихин ничего не знал.

— Инспектор, жена про Дыкину не узнает?

— Нет, но у меня есть совет.

— Какой?

— Семенихин, продай ты к черту свою машину, а? Купи себе галстук, своди детей в кино, вымой жене посуду, а?

— Не-е...

— Да ведь тебе и ездить некуда.

— «Жигуль» меня от напитков бережет.

Телефон прервал инспекторские проекты. Он схватил трубку, не сомневаясь, что звонит Леденцов.

— Да-да...

— Это ноль два? — спросил тихий, но ясный женский голос.

— Не ноль два, но милиция, — нетерпеливо ответил инспектор, намереваясь положить трубку.

— А у меня батарея не греет, — сообщил голос с грустной надеждой.

— Вызовите мастера, — улыбнулся инспектор, надеясь, что она услышит его улыбку.

— Но вы же сказали звонить по ноль два...

— Я мог и пошутить...

— Вы могли... А дочка утром спросила, кто нам исправил свет и кран. Я сказала, что волшебник, которого звать Ноль Два.

— Странное имя для волшебника.

— А я дочке объяснила. У него два крупных уха, как ноли. Два глаза, как ноли. Две овальные щеки, как ноли. А когда он улыбается, то губы складываются в два нолика...

— Вылитый я.

— Дочка теперь только о нем и говорит. «Мама, позови волшебника из двух ноликов, пусть сделает батарею тепленькой...»

Ненужная фигура Семенихина отстранилась, словно он отъехал на своем стуле к горизонту. То странное чувство, которое охватывало инспектора домашними вечерами, явилось вдруг с иным, теплым привкусом неожиданной радости. Что ж, все его дурные мысли о луке, соковыжималке, тапочке и котенке — к этому разговору? Он улыбнулся далекому Семенихину, и далекий Семенихин ответил всепонимающей ухмылкой.

— Как звать вашу дочку? — тихохонько спросил инспектор, точно мог ее разбудить.

— Самое простое имя.

— Маша.

— Нет, Катя.

— Передайте Кате, что волшебник Ноль Два очень занят — он ловит злую ведьму, ворующую детей.

— А когда поймает?

— Тогда он придет.

Из дневника следователя. Детский мир настолько своеобразен и загадочен, что мы о нем только догадываемся. Ребята все видят и слышат иначе, чем мы.

Иринка вдруг спрашивает:

— Пап, в филармонии лошади есть?

— Разумеется, нет.

— А зачем им ковбой?

— Да не нужен им ковбой.

— Не-ет, один нужен. По радио говорили...