Станислав Родионов - Запоздалые истины

— Ваша фамилия, имя, отчество?

— Дыкина Валентина Петровна.

— Год рождения?

— Тридцать четыре мне.

— Образование.

— Восемь.

— Кем работаете?

— Кладовщицей.

— Судимы?

— Нет.

В белом плаще, скуластая, крупные зубы, серьги... Все по сну. Нет, не все. Губы не тонкие. Но сейчас они броско накрашены, а без помады могли сойти и за узкие. Хорошая фигура, сильное тело — в кабинетике медленно устанавливался запах духов с легким привнесением женского пота, ничуть не портящего запаха духов. Темные глаза смотрят неотводимо. Это с чего же?

Любой допрос требует обстоятельности. Да ведь придешь к человеку по делу и то начинаешь с погоды. Поэтому Рябинин говорил с воришкой сперва о его жизни, с хулиганом — о его детстве, с убийцей — о его родителях... Ну а с чего начинать допрос женщины, укравшей ребенка? С любви, с мужчины, с ее здоровья?

— Ваше семейное положение?

— Одинокая.

— Замужем были?

Она улыбнулась — видимо, она считала, что улыбнулась. Ее лицо, почти круглое, странным образом заострилось и на миг как бы все ушло в редкие и крупные зубы. Так бы ухмыльнулась щука, умей она ухмыляться. И Рябинин понял — была замужем.

— Ну, была.

— Неудачно?

— Неужели удачно? Придет ночью пьяный и пересыпает брань сплошной нецензурщиной. А то заявит: «Всех ночью перережу». Не знаешь, как его и понимать.

— Развелись?

— Милиция развела.

— Почему милиция?

— Прихожу домой, а вещей нет. Следователь протоколы снимает, обокрали нас. Якобы. Муженек все вещи увез к приятелю, чтобы по суду со мной не делиться. И сам вызвал милицию.

— Так... Детей не было? — спросил Рябинин, вглядываясь в ее лицо.

— Какие дети от пьяницы? — спокойно ответила она.

— Давно развелись?

— Лет десять...

— Больше в брак не вступали?

— Я эта... неудачница.

И он потерялся, следя за убегающей мыслью...

...Удачник и неудачник. Значит, поймал удачу или упустил. Но разве жизнь и счастье меряются удачей?..

Допрос требует обстоятельности. Можно не спешить, когда говоришь с вором, грабителем, хулиганом... Даже с убийцей, ибо потерпевшему уже не помочь. Но сейчас Рябинину чудилось, что за ее стулом, за ее фигурой, за ее лицом тает и никак не может растаять туманный образ матери девочки. Не мог он быть обстоятельным. Да и она вроде бы разговорчива.

— Теперь рассказывайте, — покладисто предложил он.

— О чем?

— А вы не знаете?

— Не знаю.

— Рассказывайте о том, за что вас задержали.

— С точки зрения закона такое нарушение неправильно.

— Как?

— За что задержали-то?

Не знает, почему задержана... Но взгляд неотводим и готов к обороне — взгляд ждет вопросов. А ведь она должна бы ждать извинений, коли задержана ни за что.

— Валентина Петровна, что вы делали вечером третьего сентября?

— Не знаю, — сразу ответила она.

— Почему же не знаете?

— Да не помню.

— Я вижу, вы и не пытаетесь вспомнить.

— Чего пытаться... Память-то не бухгалтерская.

Рябинин вдруг заметил, что он придерживает очки, словно они, заряженные нетерпением, могут улететь с его лица. Но полетели не очки — полетели те вопросы, которые он берег на конец допроса, на крайний случай.

— Значит, вы не знаете, почему задержаны?

— Откуда же?

— А почему вы побежали от инспекторов?

— Побежишь... Два парня да девка, похожи на шайку.

— А зачем вы купили куклу?

— На сервант посадить, красиво.

— А зачем вы храните в холодильнике разное детское питание?

— Сама ем, оно натуральное.

Его припасенные вопросы кончились. Она ответила наивно и неубедительно. У Рябинина имелись десятки других хитрых вопросов, приемов и ловушек, но что-то мешало их задать и применить. Похищенная девочка... Преступление было настолько бесчеловечным, что все эти психологические ловушки казались ему мелкими и неуместными.

— Где девочка? — негромко спросил он, не отрывая пальцев от дужки очков.

— Какая девочка? — спросила и она, стараясь произнести слова повеселее.

— Неужели вы думаете, что ребенка можно спрятать?

— Чего мне думать-то...

— Вот что я сделаю, — сказал он с тихим жаром. — Сведу вас с матерью. Чтобы глаза в глаза.

— А я не боюсь! — вдруг крикнула она, разъедая его неотводимым взглядом.

И Рябинин в ее голосе, в этих темных глазах, в крепких скулах увидел столько силы, что понял — она не призна́ется.

Меж ними вклинился телефонный звонок. Нервной до дрожи рукой снял он трубку:

— Да...

— Она у тебя? — спросил Петельников.