Анатолий Безуглов: Трудный поединок

…Третьего мая с утра Гольст послал запрос в ОГПУ. Ответ пришел через несколько дней. В нем сообщалось, что в декабре 1935 года братья Дунайского – Варфоломей Ипатьевич и Александр Ипатьевич – были осуждены за контрреволюционную деятельность, проявившуюся в поджоге элеватора. К ответу была приложена копия приговора суда.

Георгию Робертовичу удалось установить (через Жарикову), что в мае прошлого, 1936 года, к Дунайскому приезжала жена одного из братьев. Дунайский о чем-то долго говорил со своей родственницей наедине, выставив Нину на кухню. В тот же день приезжая покинула квартиру заплаканная. Жарикова слышала, что Дунайский якобы сказал ей, чтобы она больше не появлялась…

Гольст отправился на работу Дунайского и спросил у кадровика: известно ли им, что два брата Дунайского осуждены за контрреволюционную деятельность?

– За контрреволюционную?! Как? Когда?

Гольст ознакомил его с ответом из ОГПУ.

– Так, значит, Дунайский вам не сообщал? – уточнил следователь.

– Даже не заикнулся! Да если бы мы знали… Духу его тут же не было бы! Вот гад! – возмущался кадровик.– Притаился! Значит, пробрался к нам, чтобы изнутри помогать контре! Врагам! А вы, товарищ Гольст, здорово его… Теперь, выходит, дело передадите в ОГПУ?

– Зачем? – охладил пыл не в меру ретивого служаки Георгий Робертович.– Братья за свое ответили, а он будет отвечать за себя, за свои действия…

Следует сказать, что подобный совет – передать дело Дунайского в ОГПУ – давал еще один товарищ из прокуратуры. Баба с возу, как он выразился, кобыле легче. Все это Георгию Робертовичу было не по душе. Дунайский – уголовный преступник и должен предстать перед судом как убийца.

То, что ответ тому придется держать, Гольст уже знал: в Институте имени Сербского Дунайского признали психически нормальным, способным отдавать отчет в своих поступках.

На последнем допросе Георгий Робертович сказал Дунайскому:

– Для меня теперь все ясно: вы убили жену, боясь, что она заявит на работу о ваших братьях… К тому же вы еще и трус. Даже побоялись протянуть руку помощи жене брата, выставили ее за дверь.

Дунайский ничего не ответил на это и снова категорически отрицал обвинение в убийстве жены.

И вот теперь, когда все точки над i были поставлены, Георгий Робертович вызвал обвиняемого под конвоем в прокуратуру для объявления ему об окончании предварительного следствия и предъявления материалов дела.

Гольст обратил внимание на его застывшее лицо, оттопыренные уши, на холод его тусклых глаз. Дунайский был тщательно выбрит, аккуратно подстрижен и причесан, одежда его была опрятна. Речь медлительна и размеренна. Этакая кротость… Но Георгия Робертовича все это не могло обмануть. Он чувствовал: Дунайский не успокоился, только притаился. Забегая вперед следует сказать, что и после суда он продолжал писать жалобы, в которых чернил следователя и суд.

Когда обвиняемый закончил знакомиться с делом и его уводили, Дунайский обернулся и сказал Гольсту:

– А что вы будете делать, если во время суда откроется дверь и войдет Амирова?

На секунду глаза его полыхнули мстительным огнем.

Но Нина Амирова не вошла в зал суда. Она не объявилась и после суда. Ни через год, ни через пять, ни через сорок лет. Да и не могла объявиться. А ее убийца понес заслуженное наказание.

Уездная чрезвычайная комиссия.