Георгий Робертович сносил его издевательства молча, не удивляясь и не протестуя: тактика у Дунайского оставалась прежняя.
– Напрасно время теряете,– продолжал куражиться обвиняемый.– Борин-то гуляет на свободе. И небось посмеивается…
– Вот вы назвали себя честным человеком,– сказал Гольст.– А стараетесь очернить друга. Некрасиво, гражданин Дунайский… У Борина – алиби.
– Ну, не Борин, так другой,– раздраженно отмахнулся Дунайский.– Действительно, почему на нем свет клином сошелся? Может быть, Петров, а может – Сидоров. Откуда мне знать? Это может сказать только Нина… А вы не подумали, гражданин следователь,– вдруг участливо заговорил Дунайский,– что жену мог заманить один, а убить и расчленить другой? Хотя нет! Я не верю, что ее нет больше в живых! И повторное заключение судмедэкспертизы тоже ошибочно! Это говорю вам я, судебный медик!…
Георгия Робертовича удивила быстрая смена настроения Дунайского. Что это – хорошо продуманное поведение, игра? Или…
– Послушайте,– спросил следователь у обвиняемого,– у вас в роду никто не страдал психическими заболеваниями?
Дунайский оторопело посмотрел на Гольста. Потом рассмеялся:
– Неумно, гражданин следователь. Шито белыми нитками.– И серьезно продолжал:– Все здоровы и в своем уме… А ход вы придумали неплохо: Дунайский того, с приветом, его можно в психиатричку. Признать меня шизофреником и списать таким образом собственное бессилие, ошибки и грехи… Так я вас понял?
– Нет, не так. Я ведь действительно не могу понять, из каких соображений вы убили жену. Между прочим, вы это сделали в ночь с одиннадцатого на двенадцатое июля…
– Смотрите-ка,– поцокал языком Дунайский.– Ну-ну, фантазируйте дальше.
– Я просто восстанавливаю картину, строго придерживаясь известных мне фактов… Одиннадцатого июля был канун выходного дня. Полная гарантия, что в квартире с вечера никого не будет. Жарикова в деревне, а Брендючков обязательно уже на даче… Для вашего страшного дела требовалось время. Целая ночь… А на следующий день вы четыре раза выходили из дому вот с этим чемоданом, ехали на Ярославский вокзал… Раз сошли на Яузе, второй – в Болшеве… Впрочем, точный порядок я не знаю, но это не меняет суть дела… Послушайте, вы человек сведущий в законах и знаете, что для определения меры наказания имеет значение: почему и в каком состоянии совершено убийство… Объясните, пожалуйста. Это ведь в ваших интересах…
Дунайский, слушавший следователя с крепко сжатыми губами, ответил каким-то жестяным, надтреснутым голосом:
– Я не убивал. И мне не в чем признаваться.
– Признаетесь вы или нет – тоже не имеет значения. Собранные по делу улики и факты полностью изобличают вас. И это вы тоже знаете отлично…
У Гольста были сомнения по поводу психической полноценности Дунайского, и он направил его на стационарное обследование в Институт судебной психиатрии имени Сербского.
Проверил Георгий Робертович и последнее показание обвиняемого, утверждавшего, что кровь в чемодане была якобы от вещественного доказательства (кисть руки), которое он вез в лабораторию.
Гольст поднял дело Караваева. Суть его была такова. Шайка грабителей, которой руководил рецидивист Караваев, заподозрила одного из своих членов, что тот «заложил» дружков в милицию. Был учинен самосуд – провинившемуся отрубили руку. Вот по этой находке в Марьиной роще работники уголовного розыска и вышли на всю банду. Судебным экспертом в этом деле являлся Дунайский.
Но он, прямо скажем, с Гольстом просчитался. Кровь пострадавшего члена шайки была первой группы!
Таким образом, круг замкнулся. У следователя не было ни тени сомнения, что в чемодане, найденном на чердаке, Дунайский вывозил за город части трупа своей жены.
Оставался один невыясненный момент – мотив убийства. Но тут Гольсту пришла на помощь, можно сказать, сама судьба.
Это было перед праздником 1 Мая. Столица оделась в праздничный наряд. Площади Москвы были красочно оформлены, и по вечерам толпы людей ходили смотреть их убранство. Площадь Восстания была оформлена на тему «Оборона СССР». Площадь Маяковского – посвящена физкультуре и спорту. Другие рассказывали о достижениях в промышленности, сельском хозяйстве, науке, образовании, культуре.
В канун Первомая в кабинете Георгия Робертовича раздался телефонный звонок.
– Товарищ Гольст, разрешите вас побеспокоить.– Это был старомодно вежливый Брендючков.– Наш герой в Москве,– приподнято-торжественно объявил он.– Вы меня просили позвонить, если объявится Алексей… Ну, мой племянник…
Читать дальше