Анна и Сергей Литвиновы - Три последних дня

– Валерочка тебя тоже любил, – буркнула Татьяна.

– Ну, Валерочка! – снисходительно бросила Юлия Николаевна. – Он мне цветы дарил раз в год, на Восьмое марта, – если бывал в стране, конечно. Но почему-то у него всегда командировки на праздник выпадали!

– В общем, что тогда, сто лет назад, что сейчас, – подытожила Таня. – Волшебный воздух свободы сыграл с профессором Плейшнером злую шутку.

– Будет тебе куражиться, – нахмурившись, проговорила маман.

Надо же, еще обижается. Что ж, ладно, пусть хотя бы на старости лет упиваются сумасшедшей любовью. Гуляют со своим Мирославом по горам, сидят в кафе, держатся за руки, он катает ее по окрестностям. («Тогда, давно – помнишь? Мы в Мариенбад так и не съездили…»)

Таня их тет-а-тет больше не нарушала, хотя оба звали. Но смысл? Охранять матушку не нужно – вряд ли Мирослав, конечно, маньяк. А ходить с ними – чего смущать престарелых любовничков? За обед в ресторане она и сама может заплатить.

А так как иных развлечений, кроме общепита и вод, в Карловых Варах не имелось, приходилось лечиться. Нудно, конечно, зато полезно. И все время занимает. Бегала с процедуры на процедуру, пила воду из источников. Чтоб совсем уж не погрязнуть в медицине, посещала косметолога, заглядывала на расслабляющий тайский массаж, мерзла в криокамере. Организм на неожиданную о себе заботу реагировал с благодарностью: отражение в зеркале с каждым днем радовало Таню все больше. Собственная (несчастная!) любовь вспоминалась все реже.

Хорошо бы, конечно, для максимального тонуса тоже завести курортный роман, но разве здесь достойного кандидата найдешь? Будь она дамой практичной, обязательно бы обратила внимание на какого-нибудь богатого вдовствующего старичка (их здесь лечилось полно). Однако Тане больше нравились мужчины молодые, спортивные, красивые. (И странно было бы иначе!) Но они, увы, ездили в Монте-Карло, в Ниццу, а никак не на традиционный пенсионерский курорт.

Правда, в клинике при отеле, где Таня интенсивно оздоравливалась, на нее положил глаз медбрат. Юный – не старше двадцати одного, – синеглазый, нескладный, наивный. Знакомство решил завязать, когда Садовникова с кислородной трубочкой в носу сидела. Долго ходил кругами – собирался, похоже, с мыслями. Наконец, решился. Подошел, интимно склонился к ее уху. Прошептал:

– Як ты хэски вонишь!

Таня опешила. Однако немедленную пощечину (как хотелось) не влепила, ледяным тоном произнесла:

– Please, repeat in English [12].

И выяснилось, что мальчик ей всего лишь комплимент пытался сказать на чешском: «Как ты вкусно пахнешь!»

– Давай мы с тобой будем лучше по-английски говорить! – рассмеялась она.

А юноша от ее улыбки совсем поплыл. Выдохнул растерянно:

– Вы… вы такая красивая!

И вдруг предложил:

– Хотите я вам кофе принесу?

Просто мысли ее прочитал!

На территории клиники был, разумеется, буфет. Но подавали там субстанции исключительно полезные: кефирчики, настойчики, мюсли.

– Как ты догадался, что я кофе хочу? – удивленно произнесла Татьяна.

– Просто давно наблюдаю… с каким лицом вы травяные чаи пьете, – откликнулся медбрат.

И кофе ей притащил по качеству выше всяких похвал: крепкий, душистый. К тому же коньячком слегка сдобрен. Таня с наслаждением сделала глоток, улыбнулась:

– Ох, до чего я люблю нарушать режим!

– Я могу вам и отбивную достать, – серьезно откликнулся парнишка. – С картошечкой. Хотите?

– Спасибо, лучше еще кофейку! – рассмеялась она.

И стала медбратика привечать. Тем более что особых благодарностей он не ждал: счастлив был одной ее улыбке, или когда просто сидели рядом в шезлонгах, болтали, и он, будто случайно, касался ее руки. Тане его внимание всего лишь льстило. Молодой же медбрат (он учился в университете на медицинском, естественно, факультете, а здесь подрабатывал) за нею просто хвостом ходил. Только у Тани между процедурами «окно» – сразу мчится к ней.

Странно, что замечаний лентяю никто не делал, хотя прочий персонал был загружен под завязку – если позволяли себе перемолвиться словечком с пациентом, то лишь коротко, на бегу. А ее поклонник вел себя так, как даже в российских, более вольготных, больницах не всякие доктора себе позволяли. Расслаблялся рядом с ней в кресле, болтал чуть не по часу.

– Ты здесь на особом положении? – заинтересовалась Татьяна.

– Ага, – простодушно откликнулся мальчик. – У меня дед – главный врач.

– Солидный такой, седоусый?

– Ну да. Бабушка все говорит, чтоб он их подкрасил, а дед отказывается.