Росс МакДональд - Обрекаю на смерть

- А когда она попыталась застрелиться?

- Кажется, за неделю или две до того, как утопилась. - Лоусон заметно напрягся, словно сознавая, что говорил очень вольно. - Поймите меня правильно, я не обвиняю Грантленда в халатности или в чем-либо подобном. Врач должен полагаться на собственные суждения. Лично я растерялся бы, доведись мне иметь дело с одним из этих...

Он заметил, что я не слушаю, и впился в мое лицо с профессиональной участливостью. - В чем дело, приятель? У вас спазмы?

- Да нет, все в порядке. - Во всяком случае, мне не хотелось облекать в слова то, что меня тревожило и что отнюдь не было в порядке. А тревожила меня семья Холлманов: отец и мать умерли при подозрительных обстоятельствах, один сын застрелен, другой в розыске. И в каждой кульминационной точке всплывало имя Грантленда. Я сказал:

- Вам известно, что стало с пистолетом?

- Каким пистолетом?

- Из которого она пыталась застрелиться.

- Боюсь, что не знаю. Может, Грантленд знает.

- Может быть.

Лоусон стряхнул пальцем наросший пепел с сигары, упавший беззвучно на гравий между нами. Он раскурил сигару, зажженный конец которой по цвету походил на розовую лососину, и выпустил в воздух облако дыма. Дым лениво поднялся вверх, почти вертикально в неподвижном воздухе, и поплыл над моей головой в сторону дома.

- Или Остервельт, - сказал он. - Интересно, почему он задерживается. Полагаю, он старается произвести впечатление на Славкина.

- Славкина?

- Репортера полицейской хроники из газеты в Пуриссиме. Он разговаривал с Остервельтом в оранжерее. Остервельт любит поболтать.

И не один Остервельт, подумалось мне. За пятнадцать или двадцать минут, выкурив треть сигары, Лоусон выдал мне больше информации, чем я мог переварить.

- Говоря о причинах смерти, - сказал я, - вскрытие сенатора Холлмана производили вы?

- Никакого вскрытия не было, - ответил он.

- Вы хотите сказать, что распоряжение о вскрытии не отдавали?

- Верно, вопроса о причине смерти и не вставало. У старика было больное сердце. Он находился под наблюдением врача практически каждый день.

- Опять Грантленд?

- Да. Это было его мнение, что сенатор умер от сердечного приступа, и я не видел причины для сомнения. И Остервельт тоже.

- Значит, признаков того, что он утонул, не было?

- Утонул? - Он испытующе взглянул на меня. - Вы думаете о его жене, ведь так?

Удивление доктора выглядело неподдельным, и у меня не было оснований сомневаться в его честности. Он был одет в заношенный до блеска костюм и потрепанную рубашку, как человек, который живет на одну зарплату.

- У меня шарики за ролики заехали, - сказал я.

- Не мудрено. Он действительно умер в ванне. Но не утонул.

- Вы осматривали тело?

- В этом не было необходимости.

- Кто сказал, что не было необходимости?

- Семья, семейный врач, шериф Остервельт, - все, имевшие отношение к происшедшему. Я говорю об этом сейчас, - добавил он с некоторым подъемом.

- А что стало с телом?

- Семья распорядилась, чтобы его кремировали. - Он на секунду задумался над сказанным - глаза за очками приобрели отрешенное выражение. Послушайте, если вы полагаете, что здесь нечестная игра, то вы абсолютно неправы. Он умер в результате сердечного приступа в запертой ванной. Пришлось потрудиться, чтобы попасть внутрь. - Затем, возможно, чтобы рассеять собственные подозрения, произнес: - Я покажу вам, где это случилось, если желаете.

- Желаю.

Лоусон потушил сигару о подошву ботинка и положил вонючий окурок в боковой карман. После чего повел меня через дом в большую спальню, находившуюся в задней части строения. Комната с ее закрытыми ставнями и чехлами на кровати и прочей мебели имела такой вид, словно ее населяли призраки.

Мы вошли в примыкающую ванную. В ней находилась ванна длиной в шесть футов, стоявшая на чугунных ногах. Лоусон включил верхнее освещение.

- Бедный старик лежал в ней, - сказал он. - Пришлось взломать окно, чтобы к нему добраться. - Он показал на единственное окно, находившееся высоко над ванной.

- И кто взломал окно?

- Семья. Полагаю, что оба его сына. Тело пролежало в ванной большую часть ночи.

Я обследовал дверь. Она была толстой и сделана из дуба. Замок в ней оказался старомодным, закрывающимся на ключ. Ключ находился в замочной скважине.

Я повернул его вперед и назад несколько раз, затем вынул и осмотрел. Тяжелый тусклый ключ ничего особенного мне не поведал. Либо Лоусона неправильно информировали, либо сенатор умер в одиночестве. Либо же я оказался перед тайной запертой комнаты, в духе других загадок дома.