Реймонд Хаури - Последний тамплиер

К той самой, у которой стояла Тесс, когда ее окликнул Клив Эдмондсон.

В безмолвном ужасе она наблюдала, как рыцарь обнажил меч и мощным ударом обрушил на крышку витрины. Осколки стекла брызнули на пол. Меч скользнул обратно в ножны, а человек нагнулся, поднял странный ящичек с кнопками и рычагами и на миг замер, бережно сжимая его в железных перчатках.

Тесс не смела дышать, но ее, вопреки здоровому инстинкту самосохранения, вполне, как она полагала, присущему ей, отчаянно тянуло увидеть, что происходит. Не устояв перед искушением, она выглянула из укрытия, чтобы одним глазком взглянуть на всадника.

Рыцарь едва ли не благоговейно держал перед собой странный предмет, и с его губ слетели странные слова:

— Veritas vos libera…

Тесс уставилась на человека, похоже, свершавшего какой-то тайный обряд, но тут новая автоматная очередь вырвала из оцепенения и ее, и рыцаря.

Он развернул коня, и на миг его глаза в прорези забрала встретились с глазами Тесс. У нее остановилось сердце, она замерла неподвижной и беспомощной жертвой. Конь двинулся вперед, прямо на нее…

…Нет, промчался мимо, и она тут же услышала, как рыцарь крикнул: «Уходим!»

Поднявшись, Тесс увидела, как всадник, первым открывший стрельбу, теснит группу гостей в угол у парадной лестницы. Среди них она узнала архиепископа Нью-Йоркского и мэра с женой. Предводитель рыцарей кивнул головой, и великан в доспехах направил коня в самую гущу перепуганных заложников, выхватил отбивающуюся женщину и поднял ее на спину коня. Он приставил дуло к ее виску, и пленница замерла, разинув рот в беззвучном вопле.

Беспомощная, разъяренная и перепуганная, Тесс смотрела, как четверо всадников подъезжают к дверям. Она заметила, что у переднего — единственного — нет ни оружия, ни раздувшегося мешка, привязанного к седлу. Едва последний всадник скрылся в галерее, Тесс метнулась вперед и, топча обломки, бросилась разыскивать свою мать и маленькую дочку.

Рыцари вылетели из музея прямо в огни телекамер. Несмотря на всхлипы испуганных и стоны раненых, вокруг стало намного тише, и эту относительную тишину прорвали мужские голоса — полицейские кричали друг другу:

— Не стрелять!.. Заложница!.. Не стрелять!..

Четверо беспрепятственно проскакали вниз по ступеням и дальше по улице. Рыцарь, увозивший заложницу, прикрывал их, двигаясь последним. Они действовали уверенно, без суеты, игнорируя вой полицейских сирен, разрывающих ночь, и спустя минуту снова канули в кромешную тьму Центрального парка.

Шон Рейли стоял у музейной лестницы, не заходя за полосатую ленточку, отгородившую место преступления. Он провел ладонью по коротко остриженным каштановым волосам и взглянул вниз, на контур, отмечавший место, куда упало обезглавленное тело. Взгляд невольно проследил кровавый след, тянувшийся к кругу диаметром с баскетбольный мяч, обозначавшему положение головы.

Ник Апаро, подойдя, заглянул через плечо напарника. Это был круглолицый лысеющий мужчина, десятью годами старше тридцативосьмилетнего Рейли, среднего роста, среднего телосложения, самой заурядной внешности. Можно было поговорить с ним и тут же забыть, как он выглядит, — удачная внешность для агента, Апаро знал об этом и успешно использовал в работе. На нем, как и на Рейли, была свободная голубая куртка, прикрывавшая угольно-черный костюм, с большими буквами «ФБР» на спине. Губы его кривились в гримасе отвращения.

— Похоже, у коронера не будет хлопот с установлением состава преступления, — заговорил он.

Рейли кивнул. Он никак не мог оторвать взгляд от места, где лежала отрубленная голова и скопилась лужица уже потемневшей крови. Почему это, удивился он, удар ножом или выстрел не так пугают человека, как обезглавливание? Ему пришло в голову, что в некоторых странах до сих пор сохранилась казнь через отсечение головы. В тех самых странах, которые плодят террористов и вынуждают объявлять повышенный уровень готовности спецслужб по всему миру, — террористов, по следу которых он гоняется целыми днями, а случается, и ночами.

Он повернулся к Апаро.

— Что там с женой мэра?

Он знал, что похищенную женщину бесцеремонно спихнули наземь и бросили вместе с лошадьми посреди парка.

— Она еще не в себе, — отозвался Апаро, — хотя на самолюбии синяков больше, чем на заднице.

— Хорошо, что скоро выборы. Жаль было бы добрым синякам пропасть даром. — Рейли огляделся, пытаясь справиться с потрясением от того, что сотворили недавно на этом самом месте. — С дорожных постов по-прежнему ничего?