Беллингс сопровождал свои слова, как всегда, сдержанными, но выразительными движениями своих длинных, утонченных рук. Он выдерживал в своей речи точно выверенные паузы и умел в нужный момент поймать взгляд собеседника и тонко, с намеком улыбнуться. Да, он у своих студентов будет любимым преподавателем — особенно у студенток, подумал Уайклифф.
Далее Беллингс предался некоторой ностальгии с нотками самокритики, а затем в нескольких изящных фразах выразил Уайклиффу благодарность за «неоценимую поддержку и сотрудничество».
Уайклифф посчитал это прекрасно отрепетированным спектаклем и со своей стороны отвечал так благожелательно, как только мог. В то же время он, помимо воли, оценивал офис заместителя начальника управления — ведь кабинет, если он в среду скажет «да», станет принадлежать ему, Уайклиффу. Ну что ж, все тут было примерно то же самое, как и в кабинете у самого Уайклиффа, только окна выходили на автостоянку вместо автострады, как у Уайклиффа. А за автостоянкой тянулись поля с коровами и редкими деревцами. Ну что ж, один из последних кусочков земли, не затронутой новомодными реформами. Нет, скорее не этот пейзаж действовал на Уайклиффа, а мягкий присвист плотно пригнанной двери, которая плотно захлопывалась за каждым входящим сюда.
Беллингс глядел на него так, словно ожидал ответа на невысказанный вопрос.
— Вот так, Чарльз, еще одна глава в моей жизни закончилась. Я заново все начинаю в октябре.
— Ага. Скажите, вы как-то говорили мне насчет карьеры Паркина и его репутации. А не могли бы вы рассказать мне об этом поподробнее? — сказал Уайклифф.
Лицо Беллингса окаменело. Он явно хотел отказаться, но не хотел, чтобы его обвинили в утаивании информации от коллеги по работе. Наконец он беспомощно развел руками:
— А что ты конкретно хочешь знать?
— Какой у него характер? Что он вообще за человек?
Беллингс процедил:
— Я уже говорил тебе, что все мое знакомство с Паркином состояло в совместной службе в Корее. Это всего несколько месяцев, в ранней молодости… — он сделал паузу, чтобы дать собеседнику прочувствовать весь пафос сказанного, а себе — дать время на размышление. — Я говорил, что это человек, любящий рисковать. Он не ждет, пока окажется в сложной ситуации, он словно сам такие ситуации создает. Так, во всяком случае, казалось мне и другим его сослуживцам. Никогда он не охотился и не хвалился, и все его подвиги как бы оставались незамеченными. Он о них старался не говорить, иногда даже грубо отбивался, а мне даже казалось иногда, что он стесняется дикой сущности своей натуры… — Беллингс стал играть своей дорогой шариковой ручкой (такую же получил в подарок к Рождеству и Уайклифф, но он предпочитал пользоваться обычной, дешевой.). — Казалось, его влечет вот эта вот страсть к риску, как у многих людей. Такие люди, как я потом стал думать, боятся, что их станут подвергать каким-то там испытаниям, проверкам, и чтобы самоутвердиться, они…
— Вы имеете в виду испытания, которым приходится проходить в обществе? Тогда скажите, как она вел себя в обществе своих коллег?
Снова язвительная усмешка:
— Условия, в которых мы находились, вряд ли располагали к общественной жизни. Но если подумать, что именно вы могли иметь в виду, то могу сказать, что Паркин, несмотря на прекрасные физические данные, все-таки не был в лучшей форме. В то время он не пил и не курил, но он и не занимался спортом. Конечно, кто мог знать в то время, что станется с каждым из нас.
Конечно, Беллингс был не в восторге от того, что Уайклифф раскрыл таким образом пристрастие Паркина к азартным играм и одновременно — его близость с Беллингсом.
Уайклифф стал снова рыться в папке дела. Ведь зачастую случалось так, что в пухлом разросшемся деле выявляются обстоятельства, которые заставляют по-новому взглянуть на старые показания.
Позвонил Смит и сообщил в своей обычной манере — смесь удовлетворения и сожаления:
— Я обнаружил набор отпечатков, которые совпадают с теми, которые вы мне принесли на бутылке… Звоню вам из антикварного магазина, и собираюсь еще раз все проверить. Дело в том, что отпечатки обнаружены на нижней стороне сиденья в туалете на первом этаже — указательный, средний и безымянный.
Уайклифф издал тяжелый вздох. Это был полный провал, потому что в таком месте отпечатки пальцев Паркина могли быть оставлены в любой момент. И все-таки это был добрый знак — как оливковая ветвь, которую доставил голубь в клюве на Ноев Ковчег, возвестив о близости земли.
Читать дальше