Иван Мотринец - Красиво жить не запретишь

Закончив инструктаж, Скворцов на милицейском уазике подъехал к дому Черноусовой.

Во дворе заканчивалась утренняя уборка. Эту маленькую, разговорчивую женщину-дворника, которую состарили, вероятно, не только преклонные годы, Валентин запомнил со вчерашнего вечера, хотя ничего сколько-нибудь полезного не сообщила. Ненаблюдательна? Сомнительно.

— Доброе утро! Чистый у вас двор — такие сейчас редкость.

— Здравствуйте, я вас сразу признала. А чистоты ныне нет потому, что работать не хотят и не умеют. Вы-то знаете, кто теперь в дворники идет: кому квартира нужна, из села в городе счастье ищут. Молодежь иногда попадается — тем либо жить не на что, либо негде. А работа каждая свое требует. Слыхали, небось, как иной дворник спозаранку весь дом пробудит — метлой скребет по тротуару, словно по душе. Прежде дворник был человек!

— Прежде — это когда?

— А до войны. Все жильцы с ним считались, уважение имели. Вот по тем временам вы бы спросили дворника, кто в какое время вчерась в дом шел — в точности бы всех описал. По домам, по подъездам чужие какие не своевольничали, пригляд был ежечасный за домом.

— Но вы, смотрю, и теперь приглядываете, сразу видно совестливого человека.

— Как же, если на службе состою. На пенсию со стариком не прокормимся, а у него еще болячки сурьезные. Да вон он, помощник мой!

Из подъезда, тяжело шаркая негнущимися ногами, к ним направился худой, сгорбленный старик. Закашлялся, постоял, отдышался и, наконец, подошел.

— Начальник вот из милиции пришел, убивцу ищут.

— А кого убили, Ганя?

— Забыл? Профессоршу, из четырнадцатой.

— Так, говоришь, нашли убивцу?

— Говорить с ним, — дворник повернулась к Скворцову, что ситом воду черпать. А вы ко мне, может, по делу?

— Конечно, по делу. Пока схожу в дом, и вы освободитесь, поговорим.

— Заходите, дверь нашу знаете.

За немногие годы в розыске, Валентин успел убедиться, что старики — кладезь информации, помогают старательно, охотно. Как правило, знают жизнь всего дома — собственная жизнь бедна событиями, вот и наблюдают с живым интересом чужую. И динамичный Скворцов никогда не торопился при встречах, разговорах со стариками. Кроме того, сыщик не сегодня открыл для себя, что ему по-человечески интересны такие случайные, но никак не редкие встречи со старыми людьми.

Кстати, одно почти безнадежное дело помогли раскрутить именно беспокойные, наблюдательные старики. Собственно, дел завели четырнадцать — квартирные кражи, почерк один и ни малейших следов. Квартиры чистили только те, чьи владельцы были в отъезде — на даче, в отпуске, то есть работали по точной наводке. И вдруг как-то перед рассветом, в конце лета ночи стояли душные, звонок дежурному: в доме номер такой-то, из квартиры номер такой-то, пустующей — хозяева уехали, показался на балконе человек, спускает на веревке узлы.

Выехали тотчас, Валентину дежурный перезвонил в общежитие, прислал машину, благо, недалеко. Однако пташки успели скрыться, оставив на сей раз хороший след: веревку из окна шестого — последнего — этажа, а в кустах — увесистый узел с одеждой, в узле — японский магнитофон, редкость по тем временам. «Визитка» на нем осталась, к счастью — пальчики. В общем, в несколько дней решили тогда все загадки, ворюг взяли с поличным, муж с женой, молодая семья.

А все деды. Одному не спалось, вышел к утру на балкон, глядь — через два подъезда нечто провисло как бы вдоль стены, а потом задвигалось. Дед позвонил быстренько приятелю из того подъезда: погляди поближе, а я вниз. Но прежде сообщил по «02». А внизу успел заметить молодую женщину, в коляску детскую узлы, сняв с веревки, загружала. Дальше розыск шел без сучка, без задоринки. Опять же, старушки включились активно, припомнили молодых мамаш. Красиво задержали эту семейку, следователю практически нечего было делать.

Прежде чем зайти в квартиру убитой, Валентин позвонил в дверь этажом ниже. Очень уж рано началось там веселье, надрывный голос Высоцкого заполнял, казалось, видимое пространство. К Высоцкому Валентин был, можно сказать, равнодушен. Особенно теперь, после недавней его смерти, когда пошла повальная мода на московского барда. Не нравилась Валентину его игра в бывалого «зека», его надрыв души. В общем, не от хорошей, то есть, не от праведной жизни, считал, все шло. А в семь утра рановато для «Баньки по-черному».

Музыка, после звонка, разом оборвалась. Дальше — ни звука. Позвонил коротко трижды. Тишина. Где-то рядом работает участковый, надо успеть побеседовать с жильцами до того, как те разбегутся кто куда.