Анна Малышева - Отравленная жизнь

Теперь-то Лариса знала, что мать сильно преувеличила опасность. Что она могла бы родить нормального ребенка от человека с другим резусом. Да что там – нормального! Просто родить ребенка! Раньше эта мысль маячила где-то на заднем плане. Теперь она превратилась в манию. Ей было тридцать восемь. У нее имелся муж. У нее был постоянный любовник, а также такой, с которым она встречалась от случая к случаю. После того как у нее случился второй выкидыш – это произошло, когда ей был двадцать один год, – врачи сказали, что надежда на новую беременность очень мала. Но она ждала. Все эти годы ждала, хотя уже ни во что не верила.

Об Иване она вспоминала так часто, что мысли о нем превратились в нечто привычное. Что-то вроде утренней или вечерней молитвы. Вроде умывания, завтрака, своего лица в зеркале. Иногда ее поражала мысль – если она так часто, ежедневно думает об этом человеке на протяжении двадцати лет, значит, любит его? Но почему же она не поняла этого раньше? Тогда, тем летом, не правдоподобно далеким летом семьдесят шестого года?

…Это Лариса уговорила его остаться на даче. Вика в последний раз крикнула, чтобы они поторопились, Иван пошел было за ней, но Лариса перехватила его за руку:

– Пусть едут. Не могу я видеть этого типчика.

– Слушай, а ты хоть знаешь, как до станции добраться? – растерянно спросил Иван.

– Не знаю. Беги возьми у нее продукты и спроси дорогу! Ну?!

Лариса легонько толкнула его в спину, и он помчался к машине. Вернулся Иван минут через десять.

Лариса все это время боялась, что Вика с Денисом уговорят его ехать в Москву и сейчас придут за ней.

Одна она тут не останется. Но Иван вернулся с сумкой с продуктами. Он смущенно улыбался:

– Слушай, задерживаться долго нельзя. Вика сказала, что она без тебя домой не вернется.

– Да, мать ей устроит скандал… – задумчиво протянула девушка. – А куда же она пойдет, если не домой?

– Не знаю. Она сказала, что будет ждать тебя у вашего гастронома в семь вечера. И чтобы ты была там в семь как штык.

Лариса вяло махнула рукой и прислушалась к шуму отъезжающей машины. Когда стало ясно, что «Москвич» обратно не повернет, она взяла сумку и потащила продукты за угол дома, туда, где Иван ее рисовал. Они поели, сидя рядом на бревне. И надо же, когда они остались вдвоем, аппетит у них разыгрался нешуточный. При Денисе и Вике даже есть не очень хотелось. Иван открыл бутылку лимонада, сбив крышечку о край бревна:

– Прошу, мадам!

Лариса напилась и сощурилась на солнце:

– Ну что, твой свет не ушел?

– Пока сгодится. Ты хочешь позировать? – загорелся парень.

– Еще бы! Ты же нарисуешь мой портрет? И подаришь мне, да? – Лариса щурилась, и на этот раз рассматривала не траву, а смотрела прямо в лицо Ивана. – Слушай, а кем ты хочешь стать потом?

Прямо так и будешь художником?

– Надо учиться, – вздохнул тот, принимаясь за работу. – Знаешь, это уже после армии будет ясно.

Лариса запнулась и посмотрела на него уже без улыбки. Она совсем забыла про то, что Ивана могут забрать служить в армии. И удивилась, почему ей так неприятно было об этом вспомнить? Никогда в жизни ее не волновало, когда кого-то из двора провожали в армию. Подумаешь, есть о чем говорить!

Он же все равно вернется через два года! Но тут она всерьез расстроилась.

– И ты должен служить? – спросила она.

– А куда я денусь? Здоров, зрение в порядке…

Пойду, конечно.

– Можно подумать, тебе туда хочется, – фыркнула она.

– Не хочется…

Иван прикусил кончик карандаша и уставился на ее лицо изучающим взглядом. Лариса уже знала этот взгляд. Так он смотрел, когда она становилась для него просто моделью. Наверное, красивой моделью, но все же ей было неприятно, когда он изучал, какой длины у нее нос, каково расстояние между глазами… Она не выдержала и огрызнулась:

– А по-моему, армия ребят отупляет! Вот вернешься оттуда тупым солдафоном с вонючими сапогами – кому ты будешь нужен?!

– Я там рисовать буду, – спокойно заметил он, снова опуская взгляд на бумагу. – Тем, кто хорошо рисует или стихи пишет, нечего бояться в армии.

Буду стенгазету выпускать или плакаты оформлять.

Ничего страшного, в стройбат не пошлют.

Лариса надулась. Теперь она сердилась на себя.

Как можно так набрасываться на человека! И какое ей, в конце концов, дело, пойдет он служить или останется под крылышком у папы-мамы? Как будто она – его девушка! Последняя мысль заставила ее задуматься еще серьезнее. Ну хорошо, допустим, что сегодняшние поцелуи – просто игра.