Листок ходил из рук в руки.
- Кипу нужно не бросать из окна, а спускать на веревке. Спустил на полметра - подождал минут пять. Спустил - подождал. Спустил - подождал... растолковывал Ленька знакомой троице, которая расположилась на прежнем месте у сараев.
- К двенадцати кипа должна лежать на газоне у стены...
- Кипу я спущу, - поднял голову невзрачный, - а кто возьмет товар с газона и понесет по улице?
Все трое ожидали Ленькиных пояснений.
- Пойду с танцев. В толпе. В двенадцать как раз играют гимн - толпа у красилки. Подойду к стене поссать. Увижу тюк. И понесу направо к общаге. Ленька ткнул пальцем в место на листке, где был обозначен его поворот. - По дороге сажусь вот на эту скамейку. Тут темно. Оставляю тюк. Дальше - вы.
Он забрал у "подозрительного" листок, разорвал, даже не разорвал, а измельчил его и положил обрывки в карман.
- А если тебя заметут? - спросил "подозрительный". - Ты всех закладываешь?
- Я говорю: иду с танцев. Увидел тюк на газоне. Взял и понес к посту общежития - сдавать. Долг комсомольца.
Троица обменялась взглядами. Невзрачный согласился:
- Делаем.
С танцев шли по проезжей части главной улицы, прорезавшей город и разделявшей его на две части. Из репродуктора у входа на фабрику звучал вечерний гимн, но его заглушали, перекрикивая:
Хороши весной в саду цветочки,
Еще лучше девушки весной.
Встретишь вечерочком милую в сорочке
Сразу жизнь становится иной.
Девчата-текстильщицы, или "фабра", как их называли, взявшись под руки, шли во всю ширину мостовой и зазывно пели.
Кое-где попыхивали сигаретки парней.
Ленька в пиджаке с приколотым к лацкану блестящим комсомольским значком шел рядом с понурым Харламовым. Не по размеру куртка "динамка" стягивала Витькины широкие плечи и почти по локоть обнажала руки.
Витька курил "беломорину".
Ленька отмахнулся от набежавшего дыма и глянул вверх - на окна красилки.
- Я пойду побрызгаю, - предупредил он Витьку.
- Я тоже, - поддержал тот.
К неудовольствию Леньки, Витька свернул за ним к низкому штакетнику газона.
Мочась на стену, Ленька повернул голову влево - в метре от него на травке лежал тюк, зашитый в мешковину и запечатанный блестящей металлической лентой. Витька натужно писал рядом, не замечая тюка.
Застегнув ширинки, они вернулись в веселую толпу.
- Я как знал, - уныло затянул что-то Витька, но Ленька прервал:
- Ой, я там значок потерял! - и бросился назад. - Я поищу!
- Я помогу, - с готовностью устремился за ним Витька.
- Да что ты как банный лист! - резко остановил его Ленька. - Я сам!
Заново писать было тяжело. Но, как мог, имитировал действие.
Потом нагнулся, взвалил тюк на плечи и, глядя себе под ноги, зашагал по тротуару к углу, за которым - метрах в пятидесяти - находилась условленная скамейка.
Поющая толпа, отделенная от тротуара строем тополей, не обращая на него никакого внимания, текла рядом - параллельным курсом - по мостовой.
Он миновал поворот и поднял голову: вдалеке, у входа в женское общежитие, маячил милиционер.
Ходьба теперь казалась бесконечной. И когда боковым зрением он увидел скамейку, врытую рядом с "доминошным" столом, ноги сами остановились.
Ленька сбросил тюк на стол и сел на мокрую почему-то доску скамьи, упершись спиной в столешницу.
Сзади подошел "подозрительный", потянул тюк в темноту.
- Дай закурить, - не попросил, а потребовал Ленька.
"Подозрительный" удивился, но кинул на стол "Памир" и спички.
Когда шаги его стихли, Ленька пошевелил плечами, разминая их, взял сигаретку, прикурил не торопясь.
Милиционер по-прежнему спокойно торчал у входа в общагу.
Ленька глубоко затянулся - раз, два... И согнулся в натужном кашле его тошнило.
Эдик Трекало - этакий механизированный гонец - пролетел на велосипеде по школьному проулку и остановился у забора, спустившись с седла и расставив ноги.
За забором играли в волейбол.
Он отыскал глазами Леньку и позвал:
- Ленчик!
Ленька был на подаче, потом тянул в падении трудный мяч, потом, в восторге подпрыгнув, хлопнул в ладоши, реагируя на удар товарища по команде. И снова получил мяч для подачи.
- Ты чо - оглох?! - крикнул Эдик.
Ленька повернулся к нему, кивнул "сейчас, мол", сделал подачу и, сказав кому-то, стоявшему у черты площадки, "стань за меня", подбежал к Эдику.
- Мы же на пиво играем!
- Костя зовет!
- Осталась одна партия!
- Ты плохо слышишь? Костя тебя - фрея - зовет! - угрожающе повторил Эдик.
Костя загадочно улыбнулся, глядя на Леньку, застывшего перед ним внезапно вызванным к доске первоклашкой, и бросил внутрь, в темноту сарая:
Читать дальше