Андрей Константинов - Дело о картине Пикассо

— Но, Егорыч… Шеф сказал, чтобы кровь из носу, но новеллы сдать в срок. Вон, уже телесериал вовсю снимают.

Спозаранник поморщился:

— Возможно, для определенной части населения до сих пор из всех видов искусств важнейшим является кино, но для нас с вами главное, чтобы газета вышла в срок и ее номер был интересен для читателя… Ладно, — смилостивился он, приметив мое душевное смятение. — Даю вам один день на завершение новеллы. Но параллельно все-таки начните зондировать морговскую тему.

Обед, естественно, был испорчен напрочь. Я вернулся к себе в кабинет, однако приступать к расследованию сегодня мне не хотелось. Я с ненавистью посмотрел на открытый файл со своей незавершенной нетленкой. «Твою мать, чем я занимаюсь? Ну поработал журналистом, худо-бедно освоил другую специальность. Может, хватит? Порой так не хватает ментовской ксивы и Макарова в наплечной кобуре. Вот тогда бы я весь этот морг на уши поставил. Как говорится: и живые позавидовали б мертвым».

Я дозвонился до Мишки Лякина, и на следующий день с утра мы пересеклись в центре. Впрочем, ничего существенного о санитарах он мне поведать не смог. Правда, все же припомнил этого самого покойного с умной фамилией. Оказывается, Умнов проходил по делу о землекопах с Южного кладбища, которые во второй половине 90-х здорово бились с «казанскими» за место под солнцем. Апофеозом этой войны стала разборка 1997 года, на которой было убито по несколько человек с каждой стороны, включая бригадира землекопов, некоего Кулыгина. По словам Михаила, участвовал в этой разборке и Умнов. Ему тогда светила реальная «незаконка с оружием», однако благодаря вмешательству неких высших сил дело до суда дошло исключительно по «хулиганке».

— Где вы болтаетесь, Георгий Михайлович? — посмотрев на часы, строго спросил меня Спозаранник, едва я вошел в свой кабинет. И не дожидаясь ответа, протянул лист бумаги. — Читайте. Опять санитар. Они там, похоже, вконец озверели…

Я пробежал глазами сообщение. В нем говорилось, что ночью в подсобке городского морга покончил с собой санитар Твердохлебов. Орудие самоубийства — пистолет ПМ — валялся рядом с трупом.

— В общем, так, Георгий Михайлович, бросайте свою беллетристику и срочно занимайтесь этими санитарами. Кстати, удалось что-нибудь дополнительно узнать по Умнову?

— Да пока немного. Мой человек сказал, что Умнов в середине девяностых работал в бригаде землекопов на Южном кладбище. Ну а наша «похоронка», Егорыч, сам знаешь — сицилийская мафия просто отдыхает.

Спозаранник заметно оживился.

— Отлично. Дело, похоже, вырисовывается интересное. Вот что, Георгий Михайлович, подключайте к этой теме Шаховского. Пусть по своим старым связям пройдется, может, кто-то что и слышал. Да, и еще, я распорядился — сегодня к вечеру Агеева должна собрать досье на обоих санитаров. Родственники, фирмы, машины — все по полной программе… Словом, Георгий Михайлович, активизируйтесь. В конце концов, два трупа за три дня — это интересно. Тем более в морге. Что у них там — своих покойников не хватает?

Спозаранник отправился на выход, но у самой двери остановился, обернулся и назидательно произнес:

— Только я вас очень прошу, не забывайте о штабной культуре. Все справки оформите, как положено, в отделе. Срочно — не означает кое-как…

Шах врубился в тему с ходу, достал свой сотовый и вышел в коридор, как он выразился, «перетереть тему». Конфиденс продолжался недолго. Через некоторое время он довольный вошел в кабинет и, улыбаясь, процитировал:

— Давай, однако, Михалыч, десятку. Керосинку покупать будем.

По интонации я понял, что Шаховский сумел найти нужного человека и теперь требует денег на оперрасходы. Надо сказать, что Шах постоянно встречался со своими источниками в кабаках, причем умудрялся выбирать наиболее дорогие и навороченные.

Я безропотно направился к Скрипке выбивать деньги и, слава богу, у меня хватило ума слукавить, что на встречу пойдет Спозаранник, славящийся своей практичностью. Посему Алексей Львович, немного попричитав и поохав, выдал-таки мне пятьсот рублей, напомнив об обязательном предоставлении счета, заверенного старшим смены общепита, и кассового чека. Шах брезгливо взял у меня пятисотенную, пробурчав, что «с такими деньгами приличные люди ходят только в „Макдоналдс“» и испарился.

Мне же ничего не оставалось, как нанести визит в морг. С сожалением отметив, что придется тащиться к черту на кулички, я выключил компьютер, предварительно сохранив файл с недописанной новеллой. «…Мы шли по следам убийцы, и он об этом догадывался. Вычислив, наконец, адрес его любовницы, решили устроить там засаду…». Елки-палки, о чем я пишу? Ну какую засаду могут устроить журналисты?