…Дверь открылась. За ней стояла женщина. Молодая, но уже со «следами бурной жизни» на лице. Я сразу сунул удостоверение:
— Мы журналисты. Агентство «Золотая пуля». Меня зовут Сергей.
Она смотрела испуганно. Козе понятно, что на журналистов мы не очень похожи.
Я еще — туда-сюда, но за моей спиной маячили откровенно бандитского облика Шах и Зураб Гвичия — «лицо кавказской национальности». Доверия у нормальных людей такое славное журналистское трио не вызывает.
— А что случилось? — спросила она.
— Пропал человек, — ответил я. — Разрешите войти?
— У нас тут… не прибрано.
— Ничего. Мы явились без приглашения, так что вы не должны об этом беспокоиться.
— Входите.
Мы вошли. В комнате было действительно «не прибрано»: на журнальном столике стояли пустые бутылки из-под водки и шампанского. Остатки закуски. На полу, на спинке стула — одежда, белье…
Вторая женщина сидела на смятой простыни единственного в комнате дивана, сжимала у горла ворот халата, надетого наизнанку.
— Давайте познакомимся. Я — Сергей… Кто из вас Елена, кто Светлана?
Еленой оказалась та, что открыла дверь.
Светланой — сидящая на кровати. Я без приглашения присел на пустой стул.
— Весьма приятно… Давайте сразу определимся: на наши вопросы вы отвечать не обязаны. Можете отказаться, вызвать милицию. (Я вытащил из кармана и протянул Светлане телефон, она вяло покачала головой.) Но лучше будет, если вы все же ответите. Понятно?
Обе кивнули. Все движения Светланы были несколько замедлены. Я заглянул ей в зрачки, и все стало ясно: героин.
— Хорошо… Жилье здесь вы снимаете. А прописочка у вас есть?
— Н-нет, — ответила Елена. — Здесь нет.
— Можно взглянуть на ваши паспорта?
Разумеется, вы не обязаны мне их показывать. Я вас не принуждаю, только добровольно…
Елена встала, подошла к вешалке и, покопавшись в карманах плаща, достала довольно-таки потрепанный паспорт.
Светлана сидела неподвижно. Я раскрыл паспорт с гербом и надписью «СССР».
Так… Русакова Елена Михайловна… серия… номер… 20 января 1977 года… поселок Горки… Хвойнинского района Новгородской области… русская… и т.д. Прописка — по месту рождения. Как я и думал.
— Спасибо, — сказал я и вернул паспортину.
Светлана по-прежнему сидела неподвижно.
— А ваш паспорт, Светлана?
— Я… не знаю… где он…
— Если вы не хотите его показывать — ваше право.
— Может… в сумочке? — сказала она хриплым, низким голосом.
Елена взяла с кресла сумку, протянула мне.
— Нет, откройте сами… Если, разумеется, Светлана не возражает.
Русакова испуганно посмотрела на свою товарку… потом опрокинула сумку на постель. Господи, второй раз за день я вижу, как высыпают содержимое дамской сумочки. Точно так же, как и у Веры, в сумочке лежала косметика, но явно дешевая… ключи… записная книжка… На этом совпадения закончились: в сумочке у Веры не было паспорта, презервативов и, главное, шприца.
Русакова испуганно посмотрела на шприц — на Светлану — на меня. Сплюнул за моей спиной Шах, вздохнул Зураб.
Я взял в руки паспорт… Шуцкая Светлана Сергеевна… 20 марта 1974 года… поселок Лесной… Хвойнинского… Новгородской… землячка, значит. Прописка? Прописка питерская… Судя по всему — общага. Лицо на фотографии — совсем юное, красивое, жизнерадостное… Что же ты с собой сделала, Света?… Вторая фотография — в двадцать пять лет — отсутствует.
Я швырнул паспорт на простыню. Он лег на то же самое место, где лежал, — слева от баяна {шприц (жарг.)}.
— Вот мы и познакомились. А вот этого человека вы знаете?
Я положил на стол фотографию Владика. Елена посмотрела и покачала головой. Я сразу понял: нет, не знает.
— А вам, Светлана? Вам он знаком?
Шуцкая молчала. Я повторил:
— Светлана Сергеевна, вам знаком этот человек?
Не глядя, она ответила:
— Нет.
— Возьмите в руки, посмотрите внимательно. Я думаю — знаком.
Нехотя Светлана взяла в руки фото. Рукав халата задрался, обнажая вену со следами уколов… На фото она почти не взглянула, шепнула:
— Нет, нет… не знаю. Зачем?… Отстаньте!
Я встал, прошелся по комнате, по полу, покрытому грязно-серо-зеленым линолеумом. Окна в этих домах-"кораблях" почему-то сделали очень высоко — на высоте груди.
За немытым стеклом стояли другие «корабли». Серые, одинаковые, как колумбарии крематория… Дымили трубы ТЭЦ, выбрасывая серые клубы дыма в низкое серое небо… Мне стало страшно. Серый город-крематорий с дымящими трубами смотрел тысячами своих слепых окон прямо мне в глаза. В серых коробках были заживо погребены тысячи таких вот Светок, Ленок, Олек, Дашек… тысячи спившихся старух, чьи сыны сидят в тюрьмах… тысячи пацанов, мужчин, женщин… детей.
Читать дальше