Мартин Уэйтс - Худшее из зол

На него направлен пистолет, который может в любую секунду выстрелить.

Стало страшно.

Кинисайд заметил это и расхохотался.

— Не такие мы, оказывается, и храбрые, да? Ну что, мистер Хитрожопый журналист, в Бога веришь? Нет? Или да? Тогда, наверное, веришь и в загробную жизнь? И вот-вот узнаешь, есть ли она на самом деле. Лично, что называется, из первых рук. — Он положил палец на спуск. — Правда, стульчик напоминает электрический? Это жертвенный алтарь.

«Электрический стул» — в голове снова звучала песня, в глазах возник гостиничный номер.

Он отогнал видение, посмотрел на пистолет и уже был не в силах оторвать взгляд от направленного на него дула. Оно в любую секунду может выплюнуть кусочек металла со скоростью, которую он не в состоянии посчитать. И это будет последнее, что он увидит.

Это тебе не русская рулетка. Тогда была воля случая — что-то вроде игры, самообмана, чтобы избавиться от боли. Сейчас все по-другому. Он в полной власти другого человека, который распоряжается его жизнью.

И он, Донован, при этом совершенно беспомощен.

Перед глазами поплыли лица-призраки, в ушах далеким эхом зазвучали голоса.

Тошер: «Подумай-ка, Донован, хотел бы ты поменяться со мной местами? Чья судьба лучше?»

Мария. Она испытывала то же самое? То же изумление? То же неверие в то, что это наяву? Ту же беспомощность перед лицом смерти? Бессильный гнев от несправедливости, что у тебя отнимают жизнь, когда ты полон сил и желания столько дать людям?

В голове Джонни Кэш пел о приговоренном к смерти на электрическом стуле, который чувствует страх, только когда видит этот жертвенный алтарь. Видит и в ту же секунду постигает истину.

И Дэвид. Он умрет, так и не узнав, что произошло с сыном.

Умрет, так его и не найдя.

Но он совсем не хочет умирать.

И это правда.

Он не хочет умирать.

Он смотрел на пистолет. Мир сузился до размеров этого куска смертоносного металла.

За пистолетом — ухмыляющееся лицо Кинисайда, который нажимает на спусковой крючок.

Он прикрыл глаза, а в голове продолжала биться мысль:

«Я хочу жить…»

Но он больше не в состоянии решать.

Он зажмурился в ожидании выстрелов. И услышал.

Один. Второй. Третий.

Он вздрогнул. Глотнул ртом воздух. Странно, а он думал, что будет больно.

Открыл глаза.

На полу перед ним корчился в предсмертных судорогах Кинисайд. Из него фонтаном била кровь.

Он поднял глаза. В дверном проеме стоял человек, которого он никогда раньше не видел. Похож на грязного оборванца. Не старый, но выглядит старше своих лет. У него был потерянный вид, как будто у него отняли все. В руке пистолет.

Человек облегченно вздохнул, когда в Кинисайде погасла последняя искра жизни.

И заплакал.

Поступок, похоже, лишил его последних сил. Он прислонился спиной к стене, сполз вниз и свернулся калачиком на полу. Тщедушное тело сотрясали рыдания.

Медленно, нежно, словно целуя любимую, положил в рот еще горячее дуло и моргнул, обжегшись.

— Остановитесь! — крикнул Донован. — Не делайте этого…

Но человек на полу то ли его не услышал, то ли сделал вид, что не слышит. Он что-то бормотал, но Донован не разобрал. Что-то о синем-синем небе и зеленых лугах. Что-то о любви.

— Не надо!..

Прогремел выстрел.

Майки Блэкмор был мертв.

Откуда-то издалека приближался звук полицейских сирен.

Донован отложил кисть, сделал шаг назад, полюбовался своей работой.

Там, где со стены когда-то осыпалась штукатурка, теперь была гладкая, ровная поверхность, на которую он накладывал первый слой краски. Комната сразу стала светлее — появлялась надежда, что скоро будет еще лучше.

Дождь за окном прекратился. В доме было тепло, потому что недавно установили центральное отопление.

Перемены. К лучшему.

Он оглянулся. В дальнем углу Джамал в шароварах и его старой футболке, которая смешно свисала до колен, красил плинтус. Высунув от усердия язык, он сосредоточенно водил кистью по дереву, то и дело прищуриваясь и проверяя, насколько ровно и аккуратно ложится краска. Он очень старался.

После того страшного вечера прошло четыре недели.

Его тогда привезли обратно к «Балтике». Площадь оцепили, там стояли машины скорой помощи, носились врачи и полицейские. Вокруг толпились зеваки, радуясь разнообразию и новым впечатлениям накануне выходных. Подъезжали корреспонденты с телеоператорами, высказывали перед камерами свои предположения, делали какие-то прогнозы.