Филипп Джиан - Вот это поцелуй!

На запястьях у нее остались красно-синие следы от наручников. На кассете было видно, что ей дали резиновой дубинкой по голове, но я не просил ее показать макушку, покрытую пышными волосами, и руку, которую ей грубо заломили за спину, когда один из полицейских повалил ее на землю и уселся сверху.

– Послушай, Вольф, я вот что хочу сказать. Знаешь, мне все это не смешно, нет. Тебе-то, может, и смешно, а мне – ни капельки.

– Она уже большая девочка и сама знает, что ей делать.

– А откуда тебе это известно? С чего ты взял, что она уже большая девочка? Ну ты даешь!

– Натан, это ты обо мне говоришь? Подожди, Вольф, пожалуйста. Так это ты обо мне говоришь, Натан?

– Я полагаю, что пока что еще имею право высказывать свое мнение по некоторым вопросам, тебе не кажется? Можег быть, я тебя не знаю? А? Черт! Тебе понравилось, что тебя хорошенько отдубасили? Ты, может, жалеешь, что тебе ноги не переломали?! Хочешь поваляться в больнице? Или посидеть в тюрьме?

– Да, если понадобится. Это мне решать. У тебя есть возражения?

Я положил руку на предплечье Вольфа – это был кусок сырокопченого окорока.

– Послушай, Вольф… Проклятье, ну как тебе объяснить…

– Я все знаю.

– Нет, не знаешь! Узнаешь, может быть, когда-нибудь, но сейчас, когда мы с тобой разговариваем, ты не знаешь ни черта! Поверь мне, Вольф, ну! Послушай же меня, выслушай меня внимательно, я хочу тебя кое о чем попросить. Я вижу, что ты к ней привязан. Кивни в знак того, что ты меня хорошо понял, потому что я не намерен повторять дважды.

Конечно, я не был великаном, но я тогда завелся. Впрочем, он вроде бы не проявлял враждебности. Он смотрел на меня даже ласково, с приветливой веселой улыбкой, словно между нами возникла крепкая дружба после нескольких совместных уик-эндов на природе в Германии или в далекой Африке, или в Канаде. Крис уселась ему на колено, и у меня мелькнула мыслишка, а не предложит ли он мне присесть на другое. Нет, все это становилось просто отвратительно!

– Послушай, Вольф… Черт, я не хочу, чтобы с ней что-нибудь случилось.

– О'кей.

– Да ничего со мной не случится!

– Помолчи, я не с тобой говорю. Я обращаюсь к Вольфу. Оставь нас в покое. Это наше с Вольфом дело! Вольф, посмотри мне прямо в глаза. Так вот, я не хочу, чтобы с ней что-нибудь случилось. Крис, отстань! Вольф, ты меня слышал?

– О'кей.

– Ты мне это уже говорил. Я не глухой.

К несчастью, я осознавал, что все они в этой хибаре чокнутые. Я хорошо знал, что призывы соблюдать осторожность не производят на их умы никакого впечатления. Мои опасения принимались в штыки. Ибо не было такой жертвы, которую они не принесли бы ради благородного дела. А можно ли было лучше доказать всему миру свою приверженность идеям, чем вернуться в генеральный штаб в окровавленной рубашке, израненным и усталым?

Все демонстрации, с тех пор как они обрели антиглобалистскую направленность, заканчивались провалом. Там бывали и убитые, и искалеченные на всю жизнь, случались настоящие уличные побоища с разбитыми витринами, с подожженными машинами. И такое повторялось все чаще. Во всех западных странах людей избивали под свист пуль, а те антиглобалисты, которых полиции удавалось задержать, проводили малоприятные минуты в подвалах, которые после этого приходилось тщательно подметать и мыть при помощи шлангов. Но я, видите ли, не должен был беспокоиться! Полицейские набрасывались на раненых или сами оказывались жертвами расправы, а Вольф уверял меня, что все о'кей.

– Позволь мне в этом усомниться. Да, позволь мне не поверить тебе на слово. Во всяком случае, я возлагаю ответственность на тебя. И я тебе вот что скажу, Вольф: все начинается совсем не хорошо. Ты это видел? Ты видел ее запястья? Так вот, Вольф, начало скверное, это я тебе говорю.

Я внимательно посмотрел на них, внезапно онемевших, словно рыбы, сидевших с безразличными физиономиями. Как только я понял, что там у них затевается, я попросил Крис подойти ко мне.

– А ну-ка, Крис, покажи голову. Подойди, я посмотрю, что там у тебя.

Крис скорчила капризную гримасу, давая понять, что ее все это не колышет. Но я смотрел на нее с тем умоляющим видом, который так славно срабатывал и к которому я прибегал только в редких случаях, когда это было действительно необходимо. Как и на сей раз, поскольку весь ужас происходящего явным образом предстал передо мной, Необходимость объяснялась тем, что Крис буквально уселась верхом на ляжку Вольфа!

Крис встала. С явным сожалением, но все же встала. Не успев кончить. Не успев кончить прямо у меня под носом – по крайней мере, как я понимал, дело шло именно к этому, я не мог ошибиться. К оргазму! Превосходному оргазму, как просто! Вот так вот, незаметно, по-тихому! Я был подавлен, ошарашен, а она склонилась ко мне, чтобы показать свое темя, в то время как Вольф нацепил на нос очки и закашлялся. Вот это дикость! Мрак! Мы живем в мире, где все позволено! Здесь немедленное удовлетворение любых желаний является правилом! Вот до чего мы дошли! Прямо у меня под носом… Без малейших комплексов! И это женщина, ради которой я был готов пожертвовать правой рукой! Политическая активистка, упрекавшая меня за отсутствие высоких идеалов и человеческого достоинства! Женщина, которая считала, что имеет право читать мне мораль. Ах, прошмандовка! Истеричка бесстыжая!