Елена Михалкова - Улыбка пересмешника

Я была хорошей ученицей, и в моей улыбке нет ничего русского, поверьте. Я улыбаюсь, как Виктория Венесборг. Венесборг — шведская фамилия, фамилия Никласа, а Виктория, или Вики, как называют меня друзья, — вполне международное имя. Только внешность выдает меня — я слишком привлекательна для шведки, к тому же моя красота совсем другого типа. Но с годами я сумела европеизировать себя — назовем это так, — а хороший хирург изменил мое лицо совсем чуть-чуть, но достаточно для того, чтобы во мне нельзя было узнать русопятую девчонку из Поволжья.

Поэтому теперь я безбоязненно улыбаюсь людям, а люди часто улыбаются мне.

Они же не знают, что я собираюсь убить своего бывшего мужа.

Если вы спросите меня, зачем я решила это сделать, то мне будет трудно ответить на ваш вопрос. Как хороши простые, всем понятные мотивы: месть, ревность, жадность… Ненависть объяснить уже сложнее: приходится рассказывать предысторию, показывать на карте отношений все ямы, канавы и трещины, в которые провалилась, сломала себе шею любовь или дружба, предшествовавшая ярости.

Но дело в том, что я даже не испытываю ненависти к бывшему мужу. Чувство, которое гложет меня, имеет другую природу.

Пожалуй, мне все-таки придется вернуться в прошлое. Не очень далеко — всего на семь лет назад. Это в вашем исчислении, а в моем прошло не меньше двадцати тысяч лет, и горы от времени стерлись в равнины, равнины стали руслами рек, и только люди не изменились — никто, кроме меня.

Мне тогда было двадцать три, и я была замужем за самым прекрасным человеком на свете. Возможно, меня хоть немного оправдает в ваших глазах то, что я была очень, очень счастлива. От счастья люди глупеют, знаете ли, а уж если речь идет о двадцатитрехлетней девчонке, выросшей под строгим гнетом бабушки, боявшейся «проворонить сироту» и оттого бывшей с ней исключительно строгой, то можно с уверенностью сказать, что счастье вышибло у меня из головы остатки мозгов.

Я росла в маленьком волжском городке, никуда не уезжала из него, и все мои знания о жизни были из книжек и бабушкиных рассказов. Когда пришло время поступать в институт, бабушка продала наш домик, и вырученных денег хватило только-только, чтобы в соседнем городе-«миллионнике» купить комнату в коммунальной квартире — правда, довольно большую, почти двадцатиметровую. Бабушка не могла оставить меня без присмотра, вы же понимаете…

Я вышла замуж, когда мне было девятнадцать. Муж был старше, сильнее, умнее, опытнее — да он был просто богом в моих глазах! Я не могла поверить в то, что такой мужчина выбрал именно меня — простую, глупую, необразованную девочку. Правда, он и сам происходил из очень простой семьи, но тянулся, как он говорил, к свету, к лучшей жизни.

А я и не знала, что такое «лучшая жизнь». Для меня лучшая жизнь была с ним, и, когда спустя год после нашей свадьбы он решил, что пора переезжать в столицу, я послушно упаковала вещи, и мы переехали.

Кирилл работал с утра до вечера, говорил о себе, что он «крутится», а я сидела дома и занималась домашним хозяйством. Он не раз замечал, что не понимает семей, где женщина делает карьеру, что для него такая баба — будто мужик в юбке, и я, конечно же, не собиралась обманывать его ожиданий. Хранительница очага — вот в чем заключалось мое призвание. Крепкий, надежный тыл. И я варила супы, солила овощи, которые сама придирчиво выбирала на рынке, колдовала над вторыми и третьими блюдами, гладила рубашки и убиралась каждый день — а все для того, чтобы уставший после работы муж видел, как о нем заботятся, и на душе у него становилось бы теплее.

И самое мое полное счастье приходило тогда, когда, наевшись, он засыпал на диване, и на его лице — суровом, жестком, волевом лице настоящего мужчины — появлялось беззащитное выражение. Вот тогда он был мой, весь мой, целиком, вместе со своими снами, мыслями, страхами… Я могла долго-долго смотреть на него, но в конце концов, боясь разбудить взглядом, приносила какое-нибудь рукоделие и пристраивалась рядом с ним, вышивая в тишине.

Мое счастье было нарушено за все это время только один раз — когда умерла бабушка и выяснилось, что она подписала какие-то документы о передаче квартиры в собственность неизвестным мне людям… Оказывается, они ухаживали за ней последние годы ее жизни — удивительно, но она ничего не рассказывала мне об этом. Впрочем, у бабушки было так плохо с памятью, что она вполне могла забыть о таких деталях, как принесенное из аптеки лекарство или вовремя приготовленная еда.