Елена Михалкова - Улыбка пересмешника

Он нахмурился, рассматривая меня.

— У тебя нога оцарапана. Черт возьми, где тебя носило?

Я растерянно посмотрела на собственную ногу. Действительно, царапина.

— Наверное, что-то задела в той квартире, где купила попугайчика. Ничего страшного, сейчас помажу зеленкой.

Он по-прежнему хмурился, словно не доверяя мне. Ему идет, когда он хмурится, — как ни странно, гораздо больше, чем когда смеется.

Я разулась, перенесла клетки в комнату, водрузила их на стол и обернулась к мужу:

— Смотри, какие смешные! Давай придумаем им имена, а?

Он посмотрел сначала на птичек, затем на меня, затем снова на них. Развернулся и вышел из комнаты, бесшумно прикрыв за собой дверь. Я вздохнула и снова улыбнулась своим новым маленьким друзьям:

— Ну что, малыши, давайте обживаться?

Когда самолет зашел на посадку, я испытала дежавю — на секунду мне показалось, что все это уже было со мной: широкое кресло бизнес-класса, мягкий оранжевый плед, укрывающий колени, слабый запах одеколона от соседа, высокого сутулого шведа, белого, как альбинос, и зеленые острова деревьев за иллюминатором. Словно внизу меня ждала не Москва, а лесная чаща, в которой по чьей-то странной прихоти должен был приземлиться наш «Боинг».

Но затем самолет качнул крылом, накренился, и я увидела город — огромный, растекшийся по поверхности земли, ощетинившийся домами разной степени уродливости. И дежавю исчезло, сменившись чем-то вроде своей противоположности: я остро ощутила, что впервые за много лет прилетаю в Москву.

Я откинулась на спинку, закрыла глаза и почувствовала, что сосед повернул голову в мою сторону и разглядывает меня с беззастенчивым любопытством. Поверьте, я знала это наверняка — как и то, что одна нейтральная реплика с моей стороны, и он тут же пригласит меня на «чашечку кофе»: не потому, что я выгляжу доступной, а потому, что он чувствует во мне существо своего круга, причем существо относительно молодое и безусловно красивое.

Это очень важно, поверьте моему опыту, — находиться рядом с человеком своего круга. Я многие годы не понимала этого и даже не верила в существование «кругов», что лишь доказывает, какой непроходимой дурой я была. Затем, по мере расширения моего ничтожного опыта (который, однако, и расширяясь, оставался ничтожным, хоть я этого не осознавала), мне пришлось признать, что круги все-таки есть. Но и тогда с упорством девочки, воспитанной на пионерских книгах, я считала, что главное в человеке — это ум, порядочность, доброта и прочие качества, которые принято называть положительными, а уж из какого он социального слоя — дело десятое. И только теперь я отчетливо вижу, что все мы крутимся на своих орбитах, и свойства нашего характера зависят от расположения планеты в гораздо большей степени, чем принято считать.

Когда-то давным-давно, около десяти тысяч лет назад, одна очень умная немолодая дама сказала мне о прекрасной юной паре: «Эти люди совсем недолго пробудут вместе». Они казались любящими друг друга, и оттого я возмутилась и потребовала объяснений. Дама снизошла до меня, хотя это было то время, когда окружающие считали излишним что-то объяснять женщине с таким умом и знанием жизни, как у меня, дабы не тратить времени попусту. «Они смотрят друг на друга, — сказала она. — А должны смотреть в одну сторону». «Но тогда кто-то один обязательно станет таращиться в затылок другому!» — в запальчивости возразила я, и она рассмеялась: «Бедная девочка… Им ведь не обязательно поворачивать голову направо или налево, правда? Они могут стоять рядом и смотреть вперед. Но для этого нужно, чтобы они были похожими ».

Так вот, с белобрысым шведом, моим соседом, мы были похожи. Разумеется, не внешне. Для подтверждения собственной правоты я быстро открыла глаза и уставилась на него. Он рассматривал меня — как и ожидалось! — и к его чести следует добавить, что изрядно смутился, будучи пойманным за этим занятием.

В другое время, возможно, я бы даже заинтересовалась им — люблю некрасивых и при этом значительных мужчин, — но в Москве меня ждало важное дело. Я сказала «важное»? Господи, конечно, нет! Слово «важное» не просто не подходит — оно звучит смехотворно применительно к тому, что я собиралась сделать. Разве можно говорить «важное дело», когда собираешься убить человека…

По салону прошла стюардесса, красивая особенной деловитой красотой стюардесс, задержала на мне взгляд и улыбнулась приветливой улыбкой, сделавшей ее вдруг очень простой и оттого милой. Я улыбнулась в ответ. У меня улыбка иностранки — открытая, доброжелательная, но при этом не обнажающая зубы… Я долго тренировала ее, и Никлас, добрая душа, помогал мне, объясняя нюансы, которые следует знать, если ты хочешь улыбаться как иностранец. Русские улыбаются совсем иначе, говорил он — человек, долгое время проживший в Москве и Санкт-Петербурге, — они улыбаются так, словно делают тебе одолжение, и выражение их глаз остается недоверчивым. Перед тем как улыбнуться, они раздумывают долю секунды, а затем наконец делают это — но почти всегда ударяются в две крайности: улыбаются либо преувеличенно, показывая зубы, как при смехе, либо не доходят даже до той степени мелкой дежурной улыбки, которая характерна для таможенников в аэропорту.