А что касается ее прибабахов... Ладно, вытерпим ради дела. Если что, на время и мужскую гордость загоним под лавку. Ради дела. Ради марьевского дела, с помощью которого можно толкнуть свою карьеру. Скажем, перебраться на тот же Литейный...
В конце концов, бабу бояться - в ментовке не служить.
23.11.99, день
На Загородном он попал в капитальную пробку. Во многом из-за них, проклятых, его отец заявил, что за руль больше не сядет, и отдал "шестерку" в полное владение Виктора. А еще потому, что, по мнению отца, народ разучился ездить - права понакупали, выучиться как следует не хотят, а гоняют почем зря. А еще из-за того, что боялся врезаться в бандюганский "мере" или "бээмвуху", он не верил, что сын в случае чего сможет защитить его от "наездов" (как и все в этой стране, его отец освоил словечки из криминального жаргона).
Виктор посмотрел на часы. Опаздывает. Даже несмотря на то, что выехал с запасом. Его "шестой"
"жигуль" передвигался рывками вместе с чадящим железным стадом, обжимающим со всех сторон.
И ничего не сделаешь - ни ствол, ни "корочки" тебе тут не помогут. А палить хочется, потому что нервы на пределе. Узкий Загородный между Владимирской и Звенигородской - вообще хреновый маршрут, чтобы вовремя попасть куда-то на колесах, даже не в час пик, а тут еще впереди, как назло, три ободранных троллейбуса номер "три" тянутся лениво друг за другом, почти пустые. Не иначе, опять затор на Обводном, какая-нибудь фура в очередной раз под мостом застряла. Так что тут стрелять не в кого. Эх, сейчас бы, как в американских фильмах, выставить на крышу мигалку на магните, сирену врубить и рвануть напролом - только успевай уворачивайся. Хорошо хоть здесь одностороннее сделали, а то вообще бы труба была... Да и ствол он с собой не взял - не положено менту, в операции участия не принимающему, с собой оружие таскать. Закон есть закон, но без "Макарова" на боку он чувствовал себя неуютно.
Ведь не на свидание едет. На задержание.
На днях Беляков разузнал служебный телефон Юмашевой Г.А., вчера набрался решимости и позвонил. Не сразу, но дозвонился.
- Гюзель Аркадьевна?
- Я, - ответила трубка хрипловатым голосом.
Хрип созвучно ложился на тот образ Гюрзы, который рисовали Белякову его коллеги. Гусар-девица и должна хрипеть.
Только к середине разговора он понял, что женщина простужена - по кашлю и хлюпанью носом. "Впрочем, - подумал тогда осмотрительный сыщик, это еще не значит, что хрип - не постоянная особенность ее голоса". Вот разве что говорила она без малейшего восточного акцента. Виктор особо не удивился, если бы столь экзотичная Гюрза напористо бросила бы в трубку: "Э, ара, кто говорит, а?"
Но до середины разговора пока еще предстояло добраться. Чтобы понравиться гладкостью речи, умением быстро и четко изложить суть дела, чтобы не подыскивать слова, не бекать и не мекать, Виктор записал ключевые фразы на бумажке. Он никогда бы в этом не признался, чтобы не выглядеть смешным, что волновался перед первой беседой с этой женщиной и боялся, что выдаст волнение.
Звонил он, разумеется, со службы, но дождавшись, когда Ермолаев и Орлов отъедут по делам. Бумажка понадобилась тогда, когда получил ожидаемую реакцию, представившись лейтенантом Беляковым, ведущим дело Марьева.
- Я ведь сказала, что не собираюсь этим заниматься.
В этом заранее просчитанном Беляковым месте требовалось убедить майоршу хотя бы в нужности личной встречи, и Виктор выложил все свои аргументы, перечисленные на бумажке - по возрастанию степени убедительности.
Во-первых, раз она занималась марьевским делом, стало быть, у нее могут быть какие-нибудь не шибко секретные наработки по нему - контакты, соратники и враги, вероятные мотивы убийства, а в его, Белякова, положении сейчас любая ниточка нужна.
Во-вторых, ежели таковых наработок нет или они разглашению не подлежат, то, насколько он, Беляков, слышал, Гюзель Аркадьевна никогда не отказывалась помогать молодежи мудрым советом или напутствием. И к кому же, как не к прославленному майору, обратится за поддержкой начинающий оперуполномоченный?
В-третьих и в главных, мы, в конце концов, одно дело делаем, на страже порядка, так сказать, стоим. И как мне, Белякову, кажется, должны чувствовать локоть товарища. В конце концов, дело не столько в самом Марьеве - просто имеется факт убийства, и это убийство необходимо раскрыть, наплевав на симпатии-антипатии.
В-четвертых... г. На бумажке сей монолог выглядел еще туда-сюда, но, произносимый вслух, приобрел такую патетику, такую слащавую напыщенность, что Виктор запнулся и умолк.
Читать дальше