— Значит, в субботу днем вы были дома?
— Да, конечно. В воскресенье я должен был читать лекцию в вечерней школе в Экзетере, а сегодня утром мне назначили деловую встречу в университете. В субботу и воскресенье я ночевал у приятеля в Тэдберн-Сент-Мэри в окрестностях Экзетера.
— Но с Хильдой вы в субботу не виделись?
— Почему же? Виделся днем…
— Здесь?
— Нет. Я вывел собаку на прогулку полями в сторону Горран Хейвена и встретил Хильду. Она как раз шла в нашу сторону. Я спросил, зайдет ли она к нам, но она сказала, что нет. Ей было нужно домой.
— Ваша жена ничего не сказала вчера об этом нашему сотруднику.
— Она не знала. Мне просто в голову не пришло рассказать ей о встрече с Хильдой. В этом не было ничего экстраординарного.
— Когда вам стало известно об ее исчезновении?
— Только сегодня по возвращении домой.
— В котором часу вы встретились с ней в субботу?
Он наморщил лоб.
— Точно сказать не могу, но, по-моему, около пяти часов.
— Вы не заметили в ее поведении ничего странного?
После некоторого колебания:
— Пожалуй, нет. Мне она показалась немного грустной, но Хильда вообще человек настроения.
Комната выходила окнами на север, и по углам ее уже начали сгущаться сумерки. Установилась мертвая тишина. Иннес сидел, скрестив длинные ноги, и вежливо дожидался следующего вопроса. Уайклиифф не спешил: когда молчание станет тягостным, тогда, только чтобы прервать его, должен быть задан встречный вопрос, куда более красноречивый, чем иные ответы.
Уайклифф уже почти готов был признать, что проиграл игру в молчанку, но тут, наконец, прозвучал вопрос:
— Вы действительно считаете, что с ней могло случиться что-то серьезное?
Уайклифф ушел от ответа:
— Вы знали ее, быть может, лучше, чем многие. Скажите, была она способна уйти из дома, не взяв с собой ничего из вещей, никого не предупредив?
— Нет, — покачал головой Иннес, — это совсем не в ее стиле.
После небольшой паузы он спросил:
— Вы предполагаете, что с ней что-то стряслось в субботу по пути домой?
— Я бы не стал называть это предположением. Если вы видели ее поблизости отсюда около пяти, а домой она не пришла, такой вывод напрашивается сам собой.
— Да, конечно. Просто мне трудно даже вообразить, что такое с ней могло приключиться.
— Вам известно, что она беременна? — спросил Уайклифф с обдуманной небрежностью.
— Беременна?!
— Да, это ей подтвердил врач как раз в субботу.
— Бог ты мой! Я и понятия не имел. Бедная девочка! Так вы считаете, что ее исчезновение как-то связано с беременностью?
— А вы сами что думаете?
Теперь Иннес казался совершенно растерянным.
— Мне не известны никакие обстоятельства этого дела, но я не могу себе представить, чтобы Хильда могла как-то чрезмерно переживать или наделать глупостей, если вы это имеете в виду.
Наступил момент для еще одной затяжной паузы в разговоре, но тут послышался скрип резины по кафелю коридора. Иннес вскочил и кинулся к двери, чтобы открыть ее для женщины в инвалидном кресле-каталке. В серой блузе, пестревшей пятнами краски, она была так миниатюрна, что с первого взгляда показалась Уайклиффу ребенком.
— Надеюсь, я не помешала?
— Что ты, Полли, конечно же нет! Пожалуйста, позволь тебе представить старшего инспектора Уайклиффа. Он здесь из-за Хильды. — Иннес перевел взгляд на полицейского. — Познакомьтесь с моей супругой. Как вы можете заметить сами, она художница.
С изрядной ловкостью он развернул кресло в удобную для всех позицию. Каталка была, несомненно, сделана по специальному заказу — более узкая, чем обычно, она своим высоким сиденьем компенсировала недостаток роста владелицы и давала ей больше свободы маневра.
Миссис Иннес смерила Уайклиффа заинтересованным взглядом:
— Значит, старший инспектор?
— Да, — отозвался Иннес. — Как видишь, полиция считает исчезновение Хильды делом особой важности.
Следующие свои слова он адресовал Уайклиффу:
— Мы с Полли, видите ли, неправильно оценили ситуацию. Нам показалось, что это не более чем полудетская выходка на почве раздоров в семье. Нынешняя молодежь так непредсказуемо на все реагирует…
Секунда, и он опять разговаривал с женой:
— Как мне только что сообщил старший инспектор, Хильда беременна.
— Неужели? Вот бедняжка!
Полли Иннес казалась идеально сложенной женщиной в уменьшенном масштабе. Ростом с Дюймовочку, она была к тому же очень худа. Бросалась в глаза бледность кожи, которую подчеркивали прямые черные волосы, доходившие до плеч. Черты ее лица слащавой правильностью напоминали кукольные, но когда на нее упал более яркий свет, Уайклифф понял, что она больна: темные круги под глазами, лицо даже не усталое, а, скорее, изможденное.
Читать дальше