Я удивленно посмотрел на него. Об этом я не подумал.
— А третья? — спросил я.
Затуманенные глаза Джорджа устало блеснули.
— Гора, где мы останавливались, — сказал он, — называется Скуилакс.
Скуилакс — это по-индейски "черный медведь".
У меня перехватило дыхание.
— Я не видел никаких медведей.
— И то хорошо.
Я почему-то не думал, что Джонсона съел медведь. Как-то не верилось.
У меня мелькнула мысль, что я, наверное, был не в себе, но все это время, пока я находился там, на горе Черный Медведь, я ни минуты не верил ни в каких медведей.
— Знаете что? — сказал Джордж. — У нового подвижного состава буксы горят редко — там оси на шарикоподшипниках, а? Не просто ветошь с маслом. Такое может случиться только со старым вагоном вроде нашего. И знаете что? Спорить могу, что это Джонсон вытащил набивку из буксы, когда мы стояли в Ревелстоке.
— А зачем там ветошь?
— Тряпки. Тряпки, пропитанные маслом. Это лучше, чем просто смазка. Имейте в виду, мне уже довелось однажды видеть, как буксу вывели из строя. Только в тот раз не просто вытащили ветошь, а напихали туда железных опилок, а? И поезд сошел с рельсов. Еще у одного железнодорожника был зуб на компанию. Но бывает, что буксы горят и случайно. Из-за этого кое-где сбоку от рельсов ставят тепловые датчики с системами аварийной сигнализации. Как этот Джонсон мог думать, что такое сойдет ему с рук?
— Он не знает, что у нас есть его фотография.
Джордж собрался было засмеяться, но тут же передумал.
— Томми, вы меня убиваете. Но о чем думал мой заместитель, когда послал вас с огнями? Это же его дело, а? Идти должен был он.
— Он сказал, что я смогу идти быстрее.
— Ну, пожалуй, он был прав. Но ведь вы не железнодорожник.
— Он про это забыл, — сказал я. — Но я думал, что он мог бы предупредить Лорриморов… и всех остальных… чтобы они не пострадали.
Джордж подумал:
— Не скажу, что он должен был это сделать. И не скажу, что не должен был.
— Железнодорожники своих не выдают?
— Ему скоро на пенсию. И ведь никого даже с койки не сбросило, а?
— Нам просто повезло.
— Поезда всегда останавливаются, когда на пути фальшфейер, — сказал он спокойно.
Я не стал настаивать. Наверное, действительно нельзя лишать человека пенсии за то, что он не сделал чего-то такого, чего, как выяснилось, делать было и не нужно.
Вскоре мы прибыли в Камлупс, где нам проверили все буксы и заменили рацию. Все шло по плану. Как только мы тронулись дальше, Джордж наконец согласился лечь одетым на койку и попытаться заснуть, а через два купе от него я попробовал сделать то же самое.
Чувствовать, что тебе больно, всегда начинаешь только тогда, когда есть время об этом подумать. Тупая ноющая боль в том месте, где дубинка Джонсона опустилась мне на спину, то усиливалась, то снова стихала: пока я стоял, все было в порядке, но стоило мне лечь, как становилось хуже. Это меня раздражало. Я подумал, что к утру спина совсем одеревенеет. Совсем некстати: ведь нужно будет подавать завтрак.
В конце концов я улыбнулся про себя. Несмотря на все старания Джонсона и Филмера, Великий трансконтинентальный скаковой поезд с таинственными приключениями, возможно, еще доковыляет до Ванкувера невредимым.
Мне следовало бы помнить, что самодовольство никогда не идет на пользу.
В начале седьмого я уже был на ногах, и не почему-нибудь, а главным образом из-за боли в спине. Эмиль ничего не имел бы против, если бы я опоздал, потому что мало кто из пассажиров завтракает так рано, но я решил, что, пожалуй, мне станет лучше, если я пойду в вагон-ресторан. Я снял жилет и рубашку, чтобы умыться и побриться, и, насколько мог, постарался разглядеть в зеркало устрашающего вида кровоподтек, который занимал немалую часть моей спины. Все же лучше, чем по голове, подумал я смиренно. Во всем нужно видеть хорошую сторону.
Я надел чистую рубашку и запасной чистый жилет и решил, что сегодня по крайней мере один служащий компании "Ви-Ай-Эй" не станет чистить туфли, хоть на них и остались следы ночной прогулки. Взамен этого я причесался.
Для своего последнего выхода Томми выглядит вполне прилично, решил я.
Еще не рассветало. Я прошел по спящему поезду на кухню, где Ангус не только бодрствовал, но и во всю глотку распевал шотландские баллады. В воздухе стоял чуть кисловатый аромат свежевыпеченного хлеба. По-видимому, тесто за ночь хорошо поднялось.
Эмиль, Оливер, Кейти и я накрыли на столы и поставили в вазочки свежие цветы, а потом, когда небо за окнами уже заголубело, принялись разливать кофе и разносить сосиски и бекон. Поезд на четверть часа остановился на станции Норт-Бенд — это была наша последняя остановка перед Ванкувером.
Читать дальше