Мария Брикер - Небо под зеленым абажуром

– Некогда! Надо валить. Шут с ним, с миллионом. Эта квартира стоит в десятки раз больше. – Нотариус вышел в прихожую.

Ирина с облегчением выдохнула. Негодяев удалось перехитрить. Ее девочка спасена. Даст бог, сообразит, что делать дальше. Обязательно сообразит! Алешка умница. Солнышко. Чудо. Самая лучшая девочка на свете. Она справится. Она давно самостоятельный человек. Если бы не ее глупая опека, то Алешка давно бы нашла себя и была бы счастлива. Как жаль, что невозможно повернуть время вспять. Как жалко, что она не успеет попросить прощения. Сердце висело на волоске, подуй – разорвется, но надежда была. Надежда, что она успеет попросить у дочки прощение...

– Неспокойно что-то мне. Добей тетку, Хром. Бабы живучие бывают, – прозвучал из прихожей голос старика.

Шаги проследовали в обратном направлении. Над ней склонился Михаил, в его руке блеснул нож для резки бумаги – боли она не почувствовала, только легкую грусть, что так и не успела покаяться перед дочерью.

Алешка выползла из-под кровати в своей комнате, прижимая к себе любимую куклу Манюню. Доползла до кабинета, наткнулась на тело матери, уткнулась ей в грудь и беззвучно заплакала от горя. Теперь она знала, что у смерти бывают разные оттенки. Смерть бабушки пахла шалфеем и покоем. Бабушка ушла на небеса смиренно. Смерть мамы пахла чудовищно – кровью, болью и отчаянием. Страх витал в воздухе и мешал дышать. Не мамин страх, страх чудовищ, которые убили ее близкого человека. Невыносимый запах человеческой подлости. Мама не должна, не должна была так ужасно умереть!

– Прости меня, мамочка. За все прости, прости, – шептала она, поглаживая Ирину по волосам, рукам, груди, лицу. На лице мамы застыла улыбка. Алешка знала, что ее прощальная улыбка предназначалась ей. Мама даже перед смертью пыталась ее подбодрить и успокоить.

Как в забытьи, Алешка провела рядом с телом матери несколько часов. Очнулась от того, что запах смерти усилился. Она взяла маму под мышки и потянула в сторону ванной. Бабушка рассказывала, что покойников надо обмывать, наряжать во все новое, класть в гроб и молиться за усопшего, поминая его добрым словом, чтобы душа попала в рай. Бабушку забрали в день смерти в морг, но подружка ее Валентина Георгиевна, соседка с верхнего этажа, перед этим провела ритуал вместе с мамой. Значит, надо все сделать как положено.

Дотянув труп до ванной, Алешка положила на пол большое полотенце, осторожно раздела мать, старательно обмыла влажной губкой оскверненное тело, причесала волосы, потянула покойницу на полотенце в комнату и решила уложить ее в постель. Поменяла белье на кровати, с трудом переложила труп на свежие простыни, разыскала новое платье мамы, которое та бережно хранила в шкафу и все шутила, что на свадьбу дочки его наденет. Платье было прекрасное, шелковое, длинное, с набивным рисунком и кружевами. Мама говорила, что оно нежно-желтое, как утреннее солнце. Оно так и пахло желтым – солнцем, летом и счастьем. Пусть у мамы на небесах всегда будет лето.

Алешка сняла платье с вешалки, попыталась надеть на мать, промучилась долго – не вышло. Тело стало коченеть. Пришлось искать бабушкину коробку для шитья. Она аккуратно разрезала наряд сзади по шву, надела его, как халат, только задом наперед. Осторожно, чтобы не поранить маму, сделала несколько стежков на платье, перевернула тело на спину, сложила руки покойницы на груди и села на стул рядом с кроватью читать молитву. Кажется, все сделала как полагается. По-божески. По-людски.

На молитве сосредоточиться не получалось. Память отсылала ее в недавнее прошлое, к последней ссоре с матерью за ужином. Как нехорошо все вышло. Как скверно они поговорили. Она разозлилась на маму за жестокую правду, что никогда не станет нормальной, такой, как все. Мама была права. Из-за ее попыток стать самостоятельной погиб человек. Она убийца. Известие привело ее в такой ужас, что несколько часов Алешка в шоке пролежала на кровати в наушниках, включив на полную громкость любимый диск Маризы. Потом злость прошла, мама явно была не в себе, когда вернулась домой. Сказала сгоряча, чтобы уберечь ее от глупых поступков. Она не желала верить, что дочь выросла, и пыталась оберегать ее от жизни. Вину тем не менее Алешка с себя не снимала, за грехи надо платить. Она обязана найти жену писателя, кинуться ей в ноги, вымолить прощение, объяснить, что не желала ее мужу зла, и явиться с повинной в полицию. Осталось только уговорить маму позволить это сделать.