Елена Михалкова - Восемь бусин на тонкой ниточке

Но хозяйка уже шла к ней – без улыбки, сосредоточенно вглядываясь сквозь пыльное лобовое стекло. Маша глубоко вдохнула и открыла дверь. Выпрямилась, напряженно глядя на новообретенную родственницу, начисто позабыв о том, что запланировала небольшую приветственную речь.

Вот, значит, как выглядит Марфа Степановна Олейникова. Да, это не подслеповатая маленькая бабушка, которую нафантазировала Маша.

Худая старуха с раскосыми темными глазами, загорелая до бронзового цвета, словно индеец. Лицо в морщинах – как шляпка гриба масленка, в которую врезались сухие травинки. Если осторожно отделить их от липкой пленки, под ними обнаружатся бороздки, повторяющие изломы стебелька. Такие же изрезали немолодое лицо.

На Олейниковой был длинный льняной сарафан и пестрый фартук, сшитый из разноцветных лоскутов. Цветастый платок на голове завязан, как бандана, сзади под затылком. Яркие глаза, ничуть не выцветшие от возраста, испытующе глядели на Машу. Из-под платка выбивались короткие пряди черных, как смоль, волос.

«Красит волосы», – подумала Маша, и эта приземленная мысль отчего-то немного успокоила ее.

Если красит, то ничто человеческое не чуждо этой суровой, страшноватой, похожей на индейца старухе.

Она осознала, что уже с минуту стоит молча, бесцеремонно рассматривая хозяйку.

– Здравствуйте, Марфа Степановна.

– Здравствуй-здравствуй… Так вот ты какая, Маша Успенская, – протянула Олейникова. Взгляд ее потеплел. – Внучка Зоина, сразу видно.

– Вы ее хорошо знали? – живо спросила Маша.

По губам Марфы скользнула улыбка, она кивнула:

– Хорошо знала. У меня две ее фотографии хранятся в городской квартире. Порода у вас с ней одна, точно под копирку делали: Зойка была тонкая-звонкая, как струна, а по волосам огонь пробежал. Лисья порода, как отец мой говаривал.

Старуха замолчала, задумчиво рассматривая Машу. И вдруг улыбнулась – ярко, озорно:

– А ведь хорошо, что ты приехала, девочка! Перезнакомишься сразу со всей родней. Иди-ка сюда, обниму тебя, душа-девица.

Олейникова заключила Машу в крепкие объятия. Потом отстранила, держа за плечи, пытливо заглянула в лицо:

– Устала? Вижу, что устала. Дорога до нас долгая, тяжелая. Ничего, скоро отдохнешь. Знаешь, как спится у меня! Забери свой скарб из машины да поставь ее вон туда, под навес. А потом приходи в избу, покажу тебе твою комнату.

Маша отогнала «мазду», вытащила из багажника спортивную сумку и остановилась, наблюдая за появлением гостей, только что подъехавших на сером «опеле».

Из машины вышли двое: очень полная женщина в сарафане и щуплый человечек в очках и детской панамке. Оба замерли перед избой Марфы Степановны, открыв рты. Из чего Маша сделала вывод, что не она одна оказалась неподготовленной к встрече с реальностью.

Это ее немного утешило.

– Господи, Лена! – ошеломленно сказал мужчина в панамке. – Ты это видишь?

Лена что-то ответила и нырнула в багажник почти целиком. Через пару секунд оттуда полетели пакеты, сумки, коробки в таком количестве, словно «опель» был безразмерным.

– Нет, ты посмотри, – настаивал мужчина. – Помнишь, что здесь было? Лена, это невероятно!

Маша негромко кашлянула, чтобы обозначить свое присутствие. Мужчина обернулся так резко, что панамка едва не свалилась с него.

– Ого! – удивился он. – Здрасьте. Вы кто?

Маша всегда представлялась по частям, как Джеймс Бонд. Знакомясь, говорила: «Меня зовут Маша. Маша Успенская». И замирала, ожидая реакции.

Если новый знакомый радостно восклицал: «О, как певицу Любовь Успенскую!», Маша мысленно причисляла его к духовно несостоявшимся людям. Если же понимающе кивал: «Ах, как писателя Эдуарда Успенского», то Маша понимала, что перед ней интеллигентный человек. Не в полном смысле интеллигентный, конечно… Но хотя бы не поклонник шансона.

«А в наши дни, – думала Маша, – все, кто не поклонники шансона, могут смело называться интеллигентными людьми».

И на этот раз она не изменила привычке.

– Маша. Маша Успенская, – отрекомендовалась она. – Я дальняя родственница Марфы Степановны. Внучка Зои.

– Гена, – извиняющимся тоном сказал мужчина и так осторожно взялся за протянутую руку Маши, как будто боялся обжечься. – Коровкин. Тоже дальний родственник. Вы, случайно, не родственница писателю Успенскому?

Маша сказала, что не родственница, и мысленно поставила напротив фамилии Коровкина галочку в графе «интеллигентный человек».

Из-за приоткрытого багажника высунулась женщина в сарафане.