Елена Михалкова - Восемь бусин на тонкой ниточке

Еще Нюта сказала, что она долго замужем за Иннокентием. Но я решила, что для нее долго – это год или два… Она казалась такой молоденькой! Но Нюта говорила буквально: они женаты уже восемь лет, и это действительно не так уж мало для двадцативосьмилетней женщины.

А помнишь, мы все пошли на выручку Гене Коровкину, когда он застрял? Нюта очень не хотела идти. Если бы Иннокентий не потащил ее с собой, она бы осталась дома. И тогда – голову даю на отсечение – вернувшись, мы застали мы рыдающую девушку и Марфу Степановну… ну, скажем, упавшую с лестницы. Или ударившуюся головой об угол камина. Не сомневаюсь, Нюта придумала бы что-нибудь. Она очень быстро соображает.

– И такую женщину ты хочешь оставить на свободе? Мне до сих пор не по себе после разговора с ней. Можешь смеяться, но я первый раз в жизни видел воплощенное зло.

Маша не стала смеяться.

– Это закончившееся зло, – тихо сказала она. – Зло, которое иссякло, уничтожив само себя. Оно родилось десять лет назад, в день убийства беременной Даши, и продолжилось чередой убийств и покушений. Но в конце концов – вот гримаса судьбы! – ударило не по Нюте, а по единственному человеку, составляющему смысл ее жизни. По невиновному человеку, Матвей! И в этом для Нюты заключается весь ужас ситуации. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

Олейников молчал.

– Он не виноват! – с жаром сказала Маша. – Да, он дурак, он подлец, но он не убийца. А для Нюты он лучший человек на земле. Если бы ты посадил ее в одиночную камеру, она восприняла бы это как должное: людское возмездие настигло ее. Для нее это было бы логично и понятно. Но возмездие настигло невинного! Я уверена, нет, я знаю, Матвей, что душа ее сейчас рвется в безмолвном крике: почему он?! Почему ее муж?! Почему не она?! В этом заключается самое страшное для Нюты: за ее деяния расплачивается ее любимый. И она виновата в том, что случилось с ним. Ей жить с этой виной до конца дней.

Маша подняла воротник курточки, закрываясь от ветра. Ветер не был холодным, но она мерзла с той самой секунды, как они увидели Нюту на скамейке перед больницей.

Матвей молчал, не сводя с нее глаз.

– Тюрьма… – успокаиваясь, проговорила Маша. – Ее жизнь будет ужаснее любой камеры. Знаешь, Марфа уверена, что Иннокентий повредился в уме. Не знаю, почему она так решила, но если она права… Тогда это очень страшно, Матвей. Отцом Нютиного ребенка станет лежачий инвалид, а ей придется быть при нем сиделкой, нянькой, уборщицей. Посмотри на нее – она же прикована к нему своей любовью! Из тюрьмы можно сбежать. А от мужа Нюта никуда не сбежит. Будет смотреть на его тело, зная, что это она виновата в том, что случилось. И не один год, не два – всю жизнь! Даже такое утешение, как раскаяние, не будет ей доступно, потому что она не умеет раскаиваться.

– Но у нее будет ребенок, – напомнил Матвей. – Чем не утешение?

– Для нее – нет. Она вся поглощена одним человеком. Как кувшин, до краев наполненный водой: больше туда не поместится ни капли. А вылить воду нельзя. Ты все еще думаешь, что ее стоило бы закрыть в камере? Она сама себе тюремщик, Матвей. Страшный тюремщик, безжалостный. Помнишь, у Куприна: «Ибо крепка, как смерть, любовь, и стрелы ее – стрелы огненные»…

«Ибо крепка, как смерть, любовь»… Первый раз за все это время в Матвее зародилось подобие сочувствия к женщине, убившей его друга. Он ясно осознал, что теперь ей предстоит жить в темноте, зная, что света больше не будет.

Нюта зашла в больничный корпус, и зеленая дверь закрылась за ней.

Июнь, оглушивший их двумя холодными днями, спохватился и обрушил на Зотово и его окрестности звенящую летнюю жару. Коровкины уехали, а Маша с Матвеем остались – почти на неделю.

Марфа делала вид, что ничего не замечает, улыбалась в пространство загадочной улыбкой и пряталась от них, когда Матвей звал ее поехать на реку.

– Жарко! – говорила Марфа. – Езжайте одни!

Они сажали в машину Тявку и мчались, подпрыгивая, по пыльной дороге. Тявка гавкала, Маша хохотала, Матвей смотрел на нее и улыбался. Лицо его смягчалось.

После всего, что случилось, им было немного стыдно за свое счастье. Иннокентий так и не пришел в себя после инсульта. Нюта неотлучно находилась при нем.

Но Матвей с Машей вспоминали о них только тогда, когда об этом заговаривала Марфа. А все остальное время были преступно, эгоистично счастливы.

В последний день Матвей повез Машу в небольшой городок по соседству, где они бродили четыре часа, разглядывая старинные деревянные церквушки и коз, гулявших по узким улочкам с самоуверенностью кошек.