Что ж, все логично… Но отчего же тогда Анциферов изменился в лице, увидев часы у Матвея? Если их подарили не ему…
Маша раскрыла глаза. Бог ты мой, ну конечно!
Если их подарили не ему, значит, это он их подарил.
Картина высветилась у нее перед глазами, словно включили прожектор и направили на стену дома, на окно, на зеленеющие кусты. Все встало на свои места.
И тот человек, что прятался в зарослях бузины, тоже стал виден отчетливо и ясно.
Матвея и чету Коровкиных запыхавшаяся Маша нашла в гостиной мило беседующими за столом. Олейников едва взглянул на ее раскрасневшееся лицо – и оборвал фразу на полуслове.
– Что случилось? – резко спросил он, поднимаясь. – Где ты была?
Но Маша не слушала его.
– Матвей, – тяжело дыша, спросила она, – как зовут Нюту?
Нюта сидела на скамейке в больничном саду. Садик был чахлый, замусоренный. В неглубокой луже у скамейки дрейфовал косяк окурков. Нюта следила за ним, не отрывая глаз: влево-вправо, влево-вправо.
Потому она заметила этих двоих только тогда, когда они подошли вплотную.
Лицо у Матвея было непроницаемое, а вот рыжая сразу себя выдала. Такими глазами смотрела на Нюту, что Игнатова все поняла.
Но ей было все равно. Она даже не стала притворяться, будто удивлена… Сил не осталось.
В ней ничего не осталось. В голове стояла пустота, гнетущая, как больничный коридор. Удивительно, но она никогда не попадала в больничные коридоры как пациентка. Или жена пациента. Оказывается, это совсем не то же самое, что ходить по ним медсестрой. Как сильно все меняется в зависимости от того, кто ты такой…
Нюта уцепилась за эту мысль, как за спасительную веревку, и попыталась обдумать со всех сторон. Но мысль ускользала. Перед глазами вставал бесконечный больничный коридор с бесконечными дверями.
За одной из них лежал ее Кеша.
Кеша, любовь ее, мечта ее, счастье ее, жизнь ее… Ее дыхание. Без него она – ничто, пустота в оболочке. И в животе ее пустота, и в голове ее пустота, и в душе пустота. Да и нет у нее души. Душа появляется тогда, когда рядом Кеша.
Нюта бы помолилась, если бы умела. Но она не умела. Кому молиться, если ее божество лежит здесь, и лицо его перекошено? Как он спасет ее, если спасение нужно ему самому?
Господи, Кешенька…
С губ Нюты сорвался еле слышный стон.
А эти двое, Матвей и рыжая, все приближаются, непереносимо живые, отвратительные в своей красоте. Они – здоровые, а он – там, в больничной палате.
Нюта уничтожила бы весь мир, согласилась отдать бы все, и своего ребенка тоже, и всех детей, рожденных и нерожденных, лишь бы было наоборот.
Они остановились рядом, рассматривая ее, будто редкое животное. Но сказали не то, что она ожидала услышать.
– Нюта, сколько вам лет? – спросила Маша, почему-то снова перейдя на вы.
Игнатова даже не подняла на нее глаза.
– Двадцать восемь, – отстраненно проговорила она. – Я знаю, вы думали, меньше.
– У вас лицо без единой морщинки, – сказала Маша и присела перед ней на корточки. – Вы очень юно выглядите, Нюта. Я была уверена, что вам не больше двадцати трех.
– Ну и что? – равнодушно поинтересовалась девушка.
– Десять лет назад вам было восемнадцать. Восемнадцать, а не тринадцать или четырнадцать, как все мы полагали. Это многое меняет.
Нюта сбросила туфли и поджала ноги под себя. Она была в том же светлом платье, в котором Успенская увидела ее первый раз. Только на плечи наброшена простецкая куртка слишком большого размера – явно одолжил кто-то из медбратьев.
Она казалась такой юной, такой беззащитной…
– Это ведь вы их убили, – мягко сказала Маша. – Вы, а вовсе не ваш бедный Кеша.
Девушка дернула плечиком, словно говоря: отстань.
Но от нее не отстали.
– Зачем? – спросил Матвей, наклоняясь к Нюте.
– Послушайте, какая разница! – скривилась она. – Эти люди давно умерли, уже десять лет прошло! Зачем вам что-то знать об их смерти? Я не понимаю… Все это было слишком давно и не имеет значения.
Олейников издал невнятный звук. Но Маша отнеслась к ее словам спокойнее. Нюта сразу знала, что рыжая – толковая.
– Для нас имеет, – сказала Маша. – Марк был другом Матвея. Понимаете, что такое друг?
Успенская спрашивала без насмешки, и Нюта отрицательно покачала головой.
– У меня нет друзей, – сказала она. – Они мне не нужны. Есть Кеша.
«Да, Кеша, который тебе за отца, любовника, мужа и друга», – подумал Матвей. Но ничего не сказал. Олейников мало чего боялся, но девушка на скамейке пугала его, заставляла вспомнить жутковатые легенды про лисицу-оборотня, что днем бродит по улицам в облике девушки, а по ночам перегрызает горло поздним прохожим.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу