Та, что стережет меня, говорит, что Роберт был счастлив и потому не нуждался во мне.
Верить ей? Не знаю.
Однажды я все-таки столкнулся с Новалин. Случилось это почти спустя полгода после той знаковой встречи. Она выходила из магазина готового платья с пакетом в руках. Я же просто шел по улице.
– Здравствуйте! – сказал я ей, заступая дорогу. – Как ваши дела? Вы помните меня?
– Прекрати, – серьезно ответила Новалин. – Уже не смешно. Эти твои шутки утомили меня. И кажется, мы обо всем уже поговорили.
– Интересно, о чем?
Она развернулась и зашагала прочь, заставляя меня бежать следом, словно собачонку. И я побежал, поскольку не мог позволить себе быть гордым.
– Погоди… ты же знаешь сама! Ты за мной пришла!
– Я?
– Ты. Не надо играть удивление. Ты пришла за мной. И я готов… забирай.
– Куда? – Она все-таки остановилась и смерила меня взглядом, в котором были лишь холод и презрение.
– В ад. В бездну. В небытие. Туда, откуда ты явилась. Только его оставь в покое!
Новалин вглядывалась в меня, как будто бы я был зеркалом, в котором она искала собственное отражение. Она молчала так долго, что моя надежда успела родиться и умереть.
– Хорошо, – ответила она наконец. – Но ты сам желал этого. Помни.
Не буду говорить, что Новалин исчезла, растворившись в воздухе, как это пристало привидениям и духам. Она избрала обычный человеческий путь, покинув Кросс-Плейнс на поезде. И Роберт пришел провожать ее, пусть бы и пребывал в этот миг в ссоре, в обиде, ощущая себя преданным.
Он стоял, скрываясь среди людей, не понимая, что само его телосложение не дает ему оставаться незамеченным, и глядел вслед поезду. Наверное, было в этом нечто романтическое, тонкое, более подходящее какому-нибудь романчику о высокой любви. Я же знал, что в миг, когда Новалин Прайс убралась из города и нашей жизни, Говард получил свободу.
Вот только ничуть не обрадовался.
Он вернулся в мой дом, просто, как если бы не было между нами ни многомесячного молчания, ни ревнивой подозрительности, и это возвращение я принял так же, как он некогда принял мое. Он никогда не заговаривал о Новалин и разрушенном романе, но я знал историю во всех подробностях. Я словно бы читал ее в воспоминаниях Роберта, которые были полны радости встреч и горечи расставаний, взаимных обид, непонимания и притворного равнодушия, делавшего примирение невозможным. Он писал ей, она иногда соизволяла ответить, но ответы были сухи и официозны, что причиняло Роберту боль едва ли не сильнейшую, нежели обычное молчание.
Но здесь, в моем доме, не было места этой женщине. Мы с Робертом вновь сидели, беседовали, он читал новые истории, я же – слушал и давал советы. Эстер оставалась наверху, болтая с голубями на их курлычащем наречии.
– Я скоро умру, – сказал мне Роберт, растирая виски пальцами. Его не мучили мигрени, да и вовсе здоровое тело отторгало всяческие болезни, что, по признанию Роберта, делало его жизнь невыносимой.
– Почему?
– Не знаю. То есть знаю, что умру, но не знаю – почему. И как. Скоро. Я решил привести в порядок свои дела…
К тому времени Эстер Говард – не моя, но истинная – снова находилась в больнице. Впрочем, обстоятельство это не внушило мне опасений, ведь в больницы она попадала весьма часто, но никогда не задерживалась надолго, верно, из боязни оставить дом, ненавистного супруга и обожаемого сына без должного досмотра.
Тогда я не знал, что финал истории близок.
– Мне не нравятся твои мысли, – я нахмурился.
– Ничего не могу поделать…
Он вдруг собрал все листы, разбросанные по полу и по столу, смял их чудовищными своими руками и швырнул в пламя.
– Что ты делаешь? – Я знал о привычке Роберта всегда печатать свои творения в одном экземпляре, и потому, вскочив, бросился к камину. Но не успел – пламя вспыхнуло алым и желтым, бумага загорелась, на моих глазах прорастая черными проплешинами.
– То, что должен был. Ты же знаешь правду! Ты только и знаешь. Все это, – он указал на камин, где в огненных кружевах плясали черные крошки, – ничего не стоит. Дерьмо! За год, за целый год я не написал ни одного рассказа, который был бы достоин издания! Я думал над сюжетом… нет, я себе лгал, что думал, а на самом деле в моей голове пусто.
Роберт вновь коснулся висков.
– Здесь никогда не было такой оглушительной пустоты. Я надеялся, что она исчезнет, но… время идет, ничего не меняется. И я – неудачник. Так отчего жить? Быть неудачником среди иных неудачников?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу