Издательство «Развлечение»: Последняя победа Мутушими

Ник Картер против барона Мутушими

— Тебя это не касается, — крикнул Пиоку, с трудом удерживая злых собак, — я действую по приказанию барона Мутушими! Он знает, что делает! Не твое дело вмешиваться в его распоряжения!

Но слова его не оказали никакого воздействия на старуху.

Со сверкающими от гнева глазами она обратилась к своему сыну:

— Ты негодяй, Пиоку, — воскликнула она, — ты подлец! Ты подлый лгун! Ты опозорил седую голову своей матери и навлекаешь на себя проклятие мое! Развяжи принца немедленно, а также его спутников! Ведь они твои друзья, принц? — обратилась она к Тен-Итси.

— Да, няня, вот этот человек сделал мне много добра, когда я был в Америке, а эта девушка — Талика, прекрасная гейша. Мутушими, государственный преступник и бунтовщик, хочет изловить нас после того, как мы бежали от него, терпя ужасные мучения. В надежде на твою любовь и привязанность я привел своих друзей сюда к тебе, чтобы просить у тебя помощи, а тут твой родной сын выступает нашим злейшим врагом. Он связывает нас и собирается вновь отдать во власть негодяя Мутушими.

Старуха бросилась на колени к ногам Тен-Итси и коснулась губами его ног.

— Что ты делаешь! — в испуге воскликнул Тен-Итси. — Не унижай своей седины передо мной!

— Я прошу у тебя прощения за сына своего, принц Тен-Итси! — простонала Лакита. — Но я скорее умру, чем допущу подобное злодеяние!

Она встала, подошла к мрачно насупившемуся Пиоку, повелительным жестом указала рукой на пленников и произнесла:

— Немедленно развяжи принца и его друзей! А затем опустись на колени перед принцем, вымоли у него прощение и служи ему верой и правдой, как ты до сего времени служил барону Мутушими.

Пиоку с широко раскрытыми глазами смотрел на свою мать. Он схватился за голову, как бы не веря очевидности.

— Я не могу исполнить твоего приказания, — воскликнул он, — я не могу нарушить клятвы верности, данной моему повелителю! Я поклялся, что приведу к нему пленников, и я исполню свою клятву!

— Ты сделаешь то, что приказывает тебе твоя мать, — возразила Лакита, — иначе я прокляну тебя! Стыдом и позором ты покроешься на всю жизнь! После смерти своей ты беспокойным призраком будешь блуждать по земле!

— Но я не могу нарушить своей клятвы, — в страшном волнении воскликнул Пиоку, — помни, мать моя, как ты сама учила меня, что преданность дому есть высшая обязанность.

— Выше ее стоит повиновение, коим ты обязан матери своей, — настойчиво произнесла Лакита, — а ты не повинуешься мне, негодный! Неужели я должна проклясть тебя? Не доводи меня до этого, Пиоку! Торопись! Развяжи их!

— Либо я исполню свой долг, либо я изберу единственный выход, который мне остается! — крикнул Пиоку.

— Делай что хочешь! Но сначала развяжи пленников!

— Это твое последнее слово?

— Повинуйся мне! Я не хочу больше тратить попусту слов! — строго произнесла Лакита, не обращая внимания на отчаяние своего сына.

— Выслушай меня, Пиоку! — вмешалась тут Талика, взглянув на сына Лакиты. — Помнишь, как ты просил моей руки?

— Да, это было тогда, когда я воображал невозможное, — мрачно ответил Пиоку, — но ты отвергла меня, а я, после долгой борьбы, наконец снова нашел успокоение.

— Выслушай меня! Я соглашаюсь стать твоей женой, Пиоку, если ты освободишь принца и его белокожего спутника и позаботишься, чтобы они в безопасности добрались до Токио.

Пиоку закрыл лицо руками и молчал.

Наконец он тряхнул головой и сказал:

— Если бы ты сказала мне это год назад, то осчастливила бы меня, Талика! Я был бы рабом твоим и с радостью пожертвовал бы для тебя жизнью! Теперь поздно! Страстная любовь моя к тебе угасла, и в душе моей остался лишь отблеск ее, не горящий уже, а только тлеющий. Но если бы даже любовь моя была еще жива, то ты и сама знаешь, что такой ценой я не мог бы принять твоего дара. Ты требуешь, чтобы я предал своего повелителя! Но если я это сделаю, то должен умереть! Бесчестным я жить не хочу и не могу!

Пиоку обратился снова к Лаките.

— Прежде чем произнести свой приговор, подумай, что ты хочешь сделать! Я родной сын твой, но ты никогда не любила меня материнской любовью! Ты любила не меня, а вот его, — продолжал он, указывая на Тен-Итси, — его ты вскормила и вспоила, ему ты расточала ласки и нежности, а я должен был стоять в стороне и томиться тоской по материнской любви! Теперь ты требуешь жизни моей! Ты знаешь, что я должен умереть, если нарушу клятву, данную моему повелителю Мутушими!