Неподалеку от подъезда его ждал Кухалейшвили. Увидев Ликвинадзе, он пошел вслед за ним. Потом они вышли на магистраль и поймали такси.
Ликвинадзе пребывал в хорошем расположении духа. Наконец-то он сорвал банк, о котором мечтал всю жизнь. Когда они вошли в комнату Кухалейшвили, он дрожащими руками вытряхнул на стол облигации. Вместе с облигациями выпали золотые вещи, которые он в кабинете даже не заметил. Глаза ею горели.
— Ты посмотри, сколько здесь! — воскликнул Ликвинадзе и начал делить облигации на три части.
Вскоре приехал Одинцов.
Кухалейшвили и Одинцов получили по сорок тысяч, а остальные облигации, деньги и золотые вещи получил Ликвинадзе.
Разделив добычу, Ликвинадзе как бы невзначай сказал:
— Пришлось пришить старика, не хотел, но он кинулся на меня, как кошка.
Радостное настроение собеседников сразу же изменилось. На кражу они пошли смело, но теперь они были соучастниками убийства, а это уже куда более серьезное дело.
Побыв еще пару дней в Москве, Ликвинадзе отправился в Харьков.
Кухалейшвили тоже стал подумывать о поездке на юг. Его могут найти в первую очередь, — ведь он студент. Уехать быстро он тоже не мог. Догадаются, будут искать. И он решил, что доживет до каникул, а деньги пока переправит в Абхазию. На днях в Сухуми должен был уехать Визба.
— Знаешь, старик, — сказал он ему, — возьми вот этот сверток и спрячь где-нибудь до моего приезда.
— Давай, — согласился Визба.
Визба тоже был причастен к краже. Он писал анонимные письма. Теперь, когда стало известно об убийстве профессора, он догадался, что это дело рук Кухалейшвили, но не подал вида.
«Еще и меня прибьют, — думал он, — лучше помолчу».
Сев в поезд, Визба поинтересовался, что лежит в свертке. Глаза его, и без того горящие, разгорелись еще больше, когда он увидел кучу облигаций. «А что, если пропить их?»
На ближайшей остановке он сдал в сберкассу несколько облигаций и через двое суток в хорошем настроении прибыл в свой город на берегу моря. Здесь было не по-зимнему жарко. На горе у вокзала расцвели мимозы, на клумбах горели большие красные канны.
«Вот здесь я погуляю. Черт с ним!»
Он поехал к своему закадычному другу Назаряну.
Теплый ветер врывался в открытое окно. Безоблачное небо синело над головой Визбы. Назаряна дома не оказалось, и Визба поехал в бильярдную. Назарян, как всегда, играл.
— Дуплет в правый угол! — заказал Назарян, и шар, отскочив от левого борта, со свистом вошел в лузу. Визба невольно залюбовался красивой игрой товарища. Когда Назарян через весь стол положил труднейший шар, Визба не выдержал и воскликнул:
— Вот это я понимаю — техника!
Назарян повернулся к Визбе, и несказанная радость расплылась по его лицу.
— Каким ветром, Визба!
— Северным, — ответил тот и отозвал товарища в сторону.
Назарян не стал доигрывать партию, хотя это была явно его игра, и предложил противнику разойтись, на что тот с удовольствием согласился.
Назарян и Визба пошли к порту. Там в небольшом садике был уютный ресторанчик, где в холодке можно было выпить холодного имеретинского вина. Они шли по набережной, залитой абхазским солнцем, радостные от встречи и довольные, что сейчас выпьют.
Заказав зелени и по солянке, они взяли несколько бутылок вина и бутылку водки.
— Ну, как Сухуми живет? — поинтересовался Визба.
— По-старому, приезжих мало, рестораны свободны! — весело сказал Назарян.
— А ты выиграл, что ли, или наследство получил? — поинтересовался Назарян.
— Как тебе сказать — скорее наследство.
И Визба рассказал ему, что это деньги Кухалейшвили, но он решил их пропить, чтоб восторжествовала справедливость.
— Зачем прятать богатство, — поддержал его Назарян. — Лучше пропить.
— Приедет Кухалейшвили — скажем, что вытащили в дороге.
Чтобы не попасться, они попросили знакомых получить за них деньги. Если облигации рассовать по разным кассам, думали они, это не будет так заметно.
И вот с карманами, набитыми деньгами, они начали свое турне по Черноморскому побережью.
Начали кутить в Сочи, а кончили у себя дома. Сухуми город небольшой, все друг друга знают.
В управление милиции Абхазии был запрос из МУРа, естественно, работники розыска заинтересовались, на какие средства гуляют названные братья.
Одинцов старался после убийства профессора избегать встреч с Кухалейшвили. Даже на футбол он теперь не ходил. Страх перед расплатой словно пришиб его. Он стал тихим и вежливым.
Читать дальше