Джон Карр: Стук мертвеца

И в это же мгновение по холлу разнесся предостерегающий звон дверного колокольчика.

– Да? – в третий раз услышал он голос Роз, на этот раз он звучал по-другому, более резко. – Да? Простите, кто говорит?

Снова предостерегающе задребезжал колокольчик. Марк стоял недвижимо, прижав трубку к уху и глядя через плечо. В холле, так же как в гостиной слева и в столовой справа, ярко горел свет. У него не было возможности не открыть гостям.

Телефон звякнул, когда он осторожно положил трубку, отрезая себя от голоса Роз и от обаяния ее личности. Марк Рутвен накинул на плечи спортивную куртку, поправил галстук и пошел открывать дверь.

– Добрый вечер, Кэролайн, – пробормотал он.

Кэролайн Кент, стоя на шаг ниже на растрескавшихся плитах дорожки, подняла голову и выжидающе посмотрела на Марка.

Кэролайн была «здравомыслящей» девушкой, которая, как пару раз жаловался ее жених, любое замечание воспринимала настолько буквально, что порой плакать хотелось. И дело было не в недостатке ума, просто каждый раз у нее была причина для такой реакции.

Как дочь доктора Сэмюела Кента, декана исторического факультета, она привыкла годами заботиться о своем непрактичном отце и еще более непрактичной матери.

Ей уже было крепко за двадцать; высокая и с хорошей фигурой, Кэролайн была очень привлекательна, хотя ее трудно было назвать даже хорошенькой. У нее были карие глаза, а густые волосы вились от природы. Порой она казалась слишком солидной дамой рядом со своим хрупким и подвижным женихом, но Кэролайн нравилось подчиняться, и она исполняла любой каприз Тоби Саундерса.

Спохватившись, Марк включил лампу над входом.

– Кэролайн! – удивился он. – В чем дело?

– Ни в чем! Абсолютно ни в чем! Только…

Трава на газоне перед домом казалась бледноватой в искусственном освещении; газон тянулся до низкой живой изгороди, за которой Колледж-авеню, изгибаясь, уходила под высокую арку деревьев. «Шевроле» Тоби Саундерса, который считался новым в 1948 году, был припаркован снаружи. Сам Тоби, на которого Кэролайн невольно то и дело поглядывала из-за плеча, возился со стороны левой дверцы.

– Можешь не закрывать его, Тоби! – крикнул Марк, который никогда не запирал своего «шевроле». Крикнул он громче, чем сам предполагал. – Кэролайн! В чем дело? Заходи.

– Честно говоря, я не знаю, стоит ли нам заходить, – сказала Кэролайн. – Не хочется беспокоить тебя, ведь ты, наверное, работаешь над биографией. Но это довольно важно, и мой отец попросил Тоби встретиться с тобой.

– Твой отец?

– Да. А где Бренда?

– Боюсь, что она ушла.

– Ну, может, оно и к лучшему. Я… то есть я, конечно не хочу сказать, что это лучше, – торопливо добавила Кэролайн. – Только мы хотели встретиться с тобой одним.

Тоби Саундерс в желтовато-коричневом костюме с выбившимся галстуком заторопился к ним по дорожке. Тоби был примерно одного с Марком возраста. Историк по специальности, он вместе с коллегами работал на Пентагон, писал историю Второй мировой войны, стараясь опередить тех, кто заканчивал свою историю Первой мировой. Тоби шел опустив голову; Марк видел только коротко стриженные темные волосы, но не мог разглядеть его худого, резкого, нервного лица.

– Ты уверен, что мы тебе не помешаем? – продолжала настаивать Кэролайн.

– Я весь вечер ровно ничем не занимался. Заходите.

Марк закрыл дверь и провел их в гостиную. Он слышал тяжелое дыхание Тоби.

В гостиной, которая обставлялась по вкусу Бренды – удобные стулья в белых чехлах, светло-зеленые стены, темный ковер, – были опущены жалюзи. Кэролайн, помешкав, села на диван в эркере переднего окна. Марк посмотрел на ее спутника.

Тоби, худой и не особенно высокий, был в таком нервном напряжении, что, казалось, воздух вокруг него искрится и потрескивает. Его прищуренные голубые глаза испытующе оглядели комнату, после чего остановились на Марке.

– Все это держится в секрете, – отрывисто сказал он, – никто пока не знает, что это значит. Но через неделю в колледже может начаться черт-те что.

– Ну? Каким образом?

– Пока тут нет студентов, кто-то из нашей среды, – пробормотал Тоби, – кто-то из наших преподавателей разыгрывает чисто студенческие номера. Но это уже не шутки. Они смахивают – я подчеркиваю, смахивают – на полномасштабную попытку убийства.

Кэролайн открыла рот, чтобы возразить. Она сидела опустив вдоль тела руки, упираясь ладонями в диван. Свет из-под матерчатого абажура лампы падал на ее серьезные карие глаза и на короткие густые завитки волос.