Татьяна Моспан - Партия в преферанс

Те, кто навещали Сыча, знали, что по дорожке ходить ни в коем случае нельзя, надо держаться поближе к забору.

- Полкаш, Полкаша, - окликали его.

Он не подавал признаков жизни. Но стоило сделать лишний шаг, как пес выскакивал из будки, как черт из табакерки. Зубастая пасть щелкала в полуметре, норовя цапнуть. Посетитель, как ошпаренный, отскакивал к забору и костерил подлую собаку.

- До кондрашки меня, паразит, чуть не довел, - жаловалась соседка Сыча. И главное, молчком все, тишком, а у меня руки-ноги затряслись. Убери ты, Егор, своего дракона, не ровен час, загрызет кого.

- Зато всякое жулье мой дом десятой дорогой обходит, - резонно возражал Сыч.

- Это точно, - вздыхала соседка, но к Егору лишний раз старалась не ходить.

Полкан и на дочку Леньки набрасывался, но она приспособилась. Быстро-быстро пробегала опасное место, держась поближе к забору, пока зверюга не очухался, и, стоя на веранде, показывала язык.

К младшему Сычу пес относился по-разному. Иногда пропускал, не гавкнув, а иногда появлялся из будки и глухо ворчал.

Сейчас, задумавшись, Леонид шел по дорожке, вымощенной красными кирпичами.

Полкан метнулся к нему и сбил с ног.

- А, твою мать! - заорал, опрокидываясь, Ленька и пнул его милицейским сапогом. - С-скотина! Я тебе...

Полкан, ворча и гремя цепью, полез в будку.

- Чего не поделили? - раздался голос Егора.

- Ну, батя, совсем псина озверел. На своих кидается.

- В горницу иди, нечего на улице орать.

Леонид, насупившись, сидел напротив отца.

- Дома он сидит. Первые два дня, как приехал, все где-то мотался, гулял по окрестностям. Природой нашей очень восхищался. Вчера с почты вернулся и больше никуда не высовывался.

- Сами Доронькины чем заняты?

- Как обычно. Васька по хозяйству вертится, дел по горло. Жаловался, вроде два борова приболели, Валя к ветеринару бегала.

- Значит, гость нынче дома сидит. Как его звать-то?

- Константин.

- И долго гостить собирается?

- Не говорят. Ксения с почты у Валентины спрашивала. Та плечами пожала, сказала, что Славик скоро пожалует.

- Вот как?

Егор заскреб затылок.

- А Колька Першин?

- Этот в Степаниках. У родственицы Веры Пчелкиной отдыхает, у бабки Матрены.

- Тоже никуда не выходит?

- Непонятно. Сама Пчелкина сегодня первым автобусом в город укатила, Першин у Матрены остался. Похоже, у него другой интерес. - Ленька подмигнул отцу. - По женской линии.

- У голодной куме одно на уме, - буркнул Сыч. - У тебя все интересы вокруг этого самого вертятся.

- Ну, батя, ты не прав.

Сыч раздумывал недолго.

- Вот что, голубь, заводи-ка ты свой драндулет, в Ежовку смотаемся. Там проехать-то можно будет?

- C коляской, наверное, сложно, почва влажная.

- Так отцепи, поедем без коляски.

Пока Ленька возился с мотоциклом, Сыч старательно запирал дом. Подойдя к будке, кинул кость Полкану.

- За хозяина остаешься.

Пес, гремя цепью, одним глазом косил в сторону Леньки, не забыл пинок сапогом.

- Только тебя зверюга и слушается. Никого не признает.

- И правильно делает. Вот помру, будешь тогда без меня командовать.

До бывшей Ежовки они добрались быстро. Лишь в одном месте пришлось с мотоцикла слезать.

- Жалко было отсюда переезжать? - вдруг спросил Ленька.

- Чего о пустом жалеть? Здесь я был Егорка Сыч, сынок немецкого пособника, а в Родоманове - Егор Проклович Сычов, самостоятельный хозяин, который никому не кланяется. Народу в центральной усадьбе много, про всех не упомнишь, кто пособник, кто герой. А нынче и вовсе - как вы говорите, демократия. Я, правда, и без этой самой демократии всю жизнь прожил, не тужил.

- Не, батя, будь помоложе, ох, и развернулся бы ты при нонешних порядках!

В глазах Егора мелькнула странная усмешка, словно он жалел о чем.

- Может, и развернулся бы.

Он, разминая затекшие с непривычки ноги, стоял возле огромных вязов. Такие бы великаны да на дрова пустить... Это на сколько же хватит избу отапливать?.. Задрав голову, Сыч смотрел на деревья. Да кто его рубить будет... Если только само упадет, и то пилить потом замучаешься. Вяз - дерево вязкое, тяжелое в работе, значит.

Раньше в Ежовке его бы за одни эти мысли анафеме предали. Он помнит, как срубил березу недалеко от своего дома, так воплей было! Не тобой посажено, не тебе и рубить, кричали. Вроде береза - она дом оберегает, их сажать, а не выводить надо. Что-то никто саму Ежовку от уничтожения не уберег.

- Знатные великаны! - Ленька с восхищением смотрел на вязы.

- Хватит пустое болтать, спрячь мотоцикл на всякий случай, бери лопату и пойдем.