Анатолий Безуглов - Следователь по особо важным делам

- Хорошо. Редакция разделяет опасения имярек по поводу методов моей работы?

- Видите ли, нам частенько приходится быть в роли третейских судей. Конечно, с нравственной точки зрения.

Бывают и такие письма, в которых имеются огульные обвинения. И просто-напросто ложь. Вот поэтому я и здесь, чтобы вникнуть в суть вопроса...

- Вы могли меня не застать, - усмехнулся я.

- Нет, не мог. Меня отлично информировало ваше руководство, и я знал, что вы здесь, в Крылатом.

Интересно, кто же его информировал? Эдуард Алексеевич, Иван Васильевич? И как они вообще отнеслись к такому "вниманию" со стороны прессы?

- Чем могу быть полезен?

- Чтобы вынести мнение и ответить автору, мне нужно знать само дело...

- То есть?

- Очень просто. Ознакомьте меня с материалами дела Залесской.

- До окончания следствия я этого не могу сделать, - сказал я твердо.

- Почему? - удивился он.

- Потому что это будет противозаконно.

- Я тоже уважаю закон. Но ведь он создан, чтобы уберегать прежде всего человека от несправедливости, чтобы помогать оступившемуся, лечить его социальные болезни.

Таким образом, все, что хорошо человеку, хорошо и закону...

- Ле луа се ле луа, как говорят в Париже, - попытался я отделаться от его просьбы шуткой.

- Понимаю, понимаю: закон есть закон. Но опять же, человек - превыше всего. Действенность законоположений проверяется их гуманизмом, их моральной отдачей.

- Совершенно с вами согласен, - улыбнулся я.

Златовратский тоже расплылся в ослепительной улыбке:

- Очень рад, что мы близки к взаимопониманию. Видите ли, Игорь Андреевич, пресса - это прежде всего общественное мнение. В какой-то степени у нас с вами одна задача: выявлять виновных и защищать невиновных. Я немного упрощаю, но суть остается. Вы меня поняли, надеюсь?

- Понял. А теперь поймите меня. Как мне кажется, вы хотите вынести на суд общественности еще не законченное дело?

- Ну, если это будет крайне необходимо. Да и то, в самых общих чертах. Я же понимаю, что работа ваша тонкая.

Многое вы не имеете права разглашать.

- Как же общественность вынесет свое мнение, если она не знает конечного результата расследования?

- Я же вам говорю: общие черты, направление, в конце концов, моральная подоплека случившегося. Потом, не обязательно материал всплывает на страницах печати. Мы посмотрим, может быть, автор письма не прав.

- Значит, вы хотите уже дать определенную оценку работе следователя?

- В какой-то мере.

- И как же мне после этого заниматься расследованием дальше?

- Ради бога, никто в ваши секреты не лезет.

- Я говорю не только о себе. Вообще. Как сохранить следователю объективность, если его берутся направлять, когда он еще сам не дошел до истины, и направлять люди некомпетентные?

- Позвольте, - запротестовал Златовратский. - Конечно, я не следователь. Но, если вы следите за центральными газетами, могли читать мои корреспонденции о судебных делах.

- Я читал.

- Ну и что скажете?

- После суда - пожалуйста. Когда вынесен вердикт:

виновен или не виновен подсудимый. Тогда опубликование материалов, их нравственная, социальная и общественная оценка в печати правомерна. До этого, на мой взгляд, - противозаконна. Вы законы знаете?

- Разумеется.

- Значит, вы должны были усвоить: виновность определяет только суд. На основании предварительного и судебного следствия. Разобраться во всех сложностях дела очень трудно.

Златовратский не хотел сдаваться:

- Но ведь никто не застрахован от ошибок,

- Верно.

- Если общественное мнение поможет избежать ошибки, что тогда?

- А если еще больше запутает?

Корреспондент пожал плечами:

- Истина рождается при столкновении мнений. Вам не кажется, что мы немного абстрагировались от предмета разговора?

- Нисколько.

- Как же нам разобраться, прав автор письма, из-за которого я здесь, или нет? Я ведь тоже на работе. Войдите в мое положение. - Он с мольбой посмотрел на меня. - Ведь это и в ваших интересах.

- Без знакомства с материалами дела разве можно разобраться во всем?

- К сожалению, нельзя. Если вы уверены в своей правоте, то должны пойти мне навстречу, - настаивал корреспондент.

- Не могу. Поймите: это было бы против закона... Не говоря уже о тайне следствия. Нам вверяют судьбы людей...

- Так ведь и мы, журналисты, - перебил он, - тоже имеем дело не с деревяшками.

- Простите, ничем не могу в данном случае помочь...

Разговор наш закончился сухо и официально. Но Златовратский дал мне понять, что все равно своего добьется.