Эдриан Маккинти - Деньги на ветер

— Что?

Вытащил из-под полы упаковку американских тампаксов.

— Сколько?

— Двадцать американских долларов.

— Дам тебе десять канадских и не заберу в отделение. — И я помахала удостоверением.

— Десять так десять, — проворчал старик.

Тампакс и твердая валюта. Маленькие радости жизни.

Дойдя до улицы О’Райли, пешком поднялась к себе на четвертый этаж. Бросила взгляд на кофейник, на бутылку белого рома — нет, не хочется ни того ни другого. Проскользнула под одеяло. Не спалось. Я лежала, оценивающе разглядывая берлогу, которую детектив НРП привыкает называть своим домом. Кровать, комод с зеркалом, цветной телевизор, полка с книжками (все поэзия), окна не мыты с прошлого урагана, дыра в полу, с муравьями просто беда, репродукции Ван Гога — «Ночное кафе», «Подсолнухи» — закрывают трещины в штукатурке, из крана сочится и капает в раковину ржавая вода, потому что плохой водопроводчик никак не починит, а хороший берет только долларами.

Так и лежать тут.

Так и лежать тут весь день.

Косые лучи солнца над Центральным парком.

Муха жужжит, бьется об оконное стекло.

Звонит телефон в коридоре.

Стук в дверь.

Маленькая пухленькая девочка из Карденаса, недавно устроилась горничной в отель «Севилья». Сифилитический нос, косые глаза. Как получила разрешение на переезд в Гавану? Кого здесь знает?

— Вас к телефону, — сообщает она.

Стираю ее пот с телефонной трубки у того места, где микрофон.

— Твоя виза пришла, — говорит Рики. Слышу его учащенное дыхание.

— Что?

— Пришла виза. Ее, разумеется, послали на мамин адрес. Я сейчас у нее. Отдали из рук в руки. Хорошо, что я тут оказался.

— Господи, неужели пришла?

— Да. На семь дней. Только в город Мехико.

— С какого числа? Гектор сказал, что не подписал мое заявление, так что не должны были дать.

— Да? Я думал, он к тебе хорошо относится. Что ж, наверно, его влияние не так велико, как ему кажется. — Интонацией Рики дает понять, что уж он-то правильно оценивает влияние Гектора.

— Ты что-то предпринимал, ведь так? Ну, с людьми говорил. В своем кругу.

— Да нет. Нет, ничего не предпринимал.

— Так ты у мамы? Ну чем не хороший сын?! Ждите меня, сейчас приду.

Встаю, смываю с лица красоту, которую наводила ради Гектора, смотрю на женщину в зеркале. Бледная, недурна собой, правда, немного худа, тонкие брови, прямой взгляд зеленых глаз, темные волосы. Есть в ней что-то слегка устрашающее. Будь она в очках, можно было бы сказать, что строгая. Библиотекарь, наверно, или медсестра, или служащая полиции, мать вашу.

Спускаюсь по лестнице и выхожу из дома.

Мама живет на улице Суарес у самого железнодорожного вокзала. Жалкий домишко среди таких же жалких домиков. Здесь селятся чернокожие. Negros de pasas. Negros de pelo — негры курчавоволосые, негры косматые. Большинство мужчин — жрецы вуду или посвященные, а все женщины — ийами, невесты ориша, божеств религии лукуми.

После наступления темноты ходить здесь страшновато. Впрочем, страшновато и в любое другое время.

По улице слоняются босоногие ребятишки.

— Дайте нам денег, милая дама, — поют они на углу.

Однажды я дала, так они шли за мной до самого моего дома на О’Райли.

Мамин дом. Сломанная дверь в подъезде, хлам и грязь на вымощенной плиткой лестнице. Повсюду собачье дерьмо.

Обычное звуковое сопровождение. Кто-то кого-то лупит, играет американская музыка, гаитянская музыка, кричат дети, плачет младенец. Четвертый этаж. Здесь со мной здоровается негритянка. Я ее видела раньше, это гадалка ийауо, ходит в ярких западно-африканских одеждах. Длинные черные волосы и еще более длинные ногти, жестокая улыбка, от которой мурашки бегут по коже.

— Мужа пока нет, — говорит она.

— Нет, — подтверждаю я.

— Я тебе помогу найти и приручить.

— Ладно.

— Там, куда идешь, вряд ли найдешь себе мужчину.

— Ох. А куда же я иду?

— Сама знаешь, — отвечает она равнодушно и медленно закрывает за собой дверь.

Иду по площадке. Мамина дверь. Тук-тук.

Открывает Рики. Выглядит хорошо. Голубая рубашка из чистого хлопка, американские брюки из хлопчатобумажного твила, мокасины.

— Здравствуй, дорогая. — Он целует меня.

— Ты сегодня красавец, — замечаю я.

— Мог бы сказать то же и тебе, — отвечает он.

— Но не скажешь.

— Обязательно скажу. Прекрасно выглядишь.

— Как она? — спрашиваю я, переходя на шепот.

— Как обычно. Я цветов принес. Чтобы приободрить.

— Ну какой же хороший сын!