Эдриан Маккинти - Деньги на ветер

Подо мной во льду образуется трещина, появляется вода.

Он всем телом перекатывается на меня, руки у него по-прежнему сцеплены наручниками за спиной, но он пытается вцепиться зубами мне в лицо, впивается в маску у меня на подбородке. От него разит выпивкой и страхом.

Сжимаю кулак и первым же ударом, кажется, ломаю ему нос. Следующий приходится в левый глаз. Решающим доводом оказывается удар коленом в пах. Он складывается пополам, я отталкиваю от себя эту корчащуюся от боли гору нагой плоти.

Встаю на ноги, поднимаю пистолет, втягиваю в легкие кислород.

Опасливо разглядываю у себя под ногами трещину во льду. Не двигаясь, пережидаю несколько ударов сердца. Трещина не расширяется.

— Господи! — выдыхает он.

Самое время воззвать к Господу. Это действительно было нечто.

Мы оба вполне могли уйти под лед. Молоток в рюкзачке потянул бы меня на дно, а течение, наверно, унесло бы под нетронутый лед. Если б сердце не остановилось от ужаса, лед пришлось бы ломать. Не удалось бы проломить — конец. Черт, даже если бы и удалось, без посторонней помощи из воды не выбраться. Через полчаса — смерть от переохлаждения. Святая Мария, Матерь Божья, это было бы слишком хорошо. Уже только ради этого стоило бы жить. Чтобы надо мной так замечательно, кармически пошутили и воздали мне моей же монетой.

Да.

Выходит, ты круче, чем кажешься, дружище. Будь я по-настоящему хорошим человеком, стоило бы тебя отпустить.

Еще несколько частых глубоких вздохов. Меня по-прежнему раздирают стремления драпать и драться, но я обретаю равновесие.

Потревоженные вороны у меня за спиной перестают каркать и рассаживаются по веткам.

Он хватает ртом воздух, у губ пузырится кровь.

После пережитого напряжения нам обоим надо еще минуту передохнуть. Он встречает мой взгляд, смотрит на пистолет и, как краб, боком подается назад, в сторону берега. Скованные наручниками кисти скользят по сухому льду, ноги волочатся за телом.

Кли-кли! — кричит какая-то птица. Облака. Снежинки. Кли-кли!

Подхожу к нему.

— Нет, — говорит он.

Задница у него пристала ко льду. Он отрывает ее и снова отползает крабом. Выглядит это так трогательно, что мне становится не по себе. Я целюсь ему в живот.

— Нет, — повторяет он шепотом. — Не-е-е-ет!

Его выдох — призрачен и исчезает, как все призраки. В красных глазах с расширенными, как после дозы кокаина, зрачками — отчаяние.

Подхожу к нему со спины и ставлю на ноги. На коже, человеческой коже, заметны места соприкосновения со льдом.

Отвратительно, но теперь уже недалеко.

— Послушай меня, дружище, я тебя богачом сделаю. Я тебе денег дам. Много денег. Миллионы. Ты понимаешь? Миллионы долларов. По-английски говоришь? Ты понимаешь по-английски, чтоб тебя?..

Понимаю. Английский у меня был профилирующим.

— Надеюсь, понимаешь меня. Если нет, можешь совершить ошибку. Она тебе весь остаток жизни испортит. У меня есть люди, меня найдут, и тогда не хотелось бы мне оказаться на твоем месте.

Уж лучше быть на моем месте, чем вообще без места на этом свете.

— Ты просто не знаешь, с кем связался. Понятия не имеешь.

Что дальше? Скажешь, что у тебя связи? Что сам ты занимаешь высокое положение? Твои перемещения отслеживаются беспилотниками ЦРУ?

Еще несколько шагов: один, два, три, четыре…

Так, теперь вполне достаточно.

Делаю ему понятный в любой стране знак остановиться и жестом велю лечь.

Он отрицательно качает головой. Приставляю дуло пистолета к его груди, к сердцу.

Не повинуется.

Захожу со спины и бью ногой по левой икре. Колени у него подгибаются, я толкаю, и он валится лицом на лед. Тело обмякает. Он силится прийти в себя.

Убираю пистолет в карман, достаю ключ от наручников, открываю замок на одном запястье, отскакиваю на безопасное расстояние, снова достаю пистолет и жду. Сначала он не может поверить, что руки свободны, потом поднимается на ноги и начинает растирать затекшие кисти.

Наведя на него пистолет, кладу перед собой рюкзачок, расстегиваю молнию. Вынимаю молоток и, подтолкнув, пускаю к нему по льду.

Он с удивлением разглядывает зловещий стальной пятикилограммовый инструмент с кленовой рукояткой.

— Это еще зачем? — спрашивает он.

Указываю на лед.

Сначала на лице недоумение, потом он догадывается:

— Хочешь, чтобы я продолбил лед?

Киваю.

Он берет молоток в руки.

Сердце у меня начинает бешено колотиться. Опасный момент. Если он попробует провернуть свой номер, мне — конец.