— Ну мы сегодня и решим все дела, а на Гамбург у нас теперь ежедневный рейс, — успокоил Артур Александрович. На другом конце провода предложили:
— Прекрасно. Сейчас приближается время обеденного перерыва. Не возражаете, если мы встретимся и пообедаем в "Лидо", на вашей территории, говорят, этот ресторан принадлежит вам. Заодно и гостя обрадуем, он в восторге от узбекской кухни и счастлив, что мы вытащили его в Ташкент, а не в Милан, как я предлагал. Если вас устроит время и место, мы через час встречаемся в "Лидо", — заключил вдруг незнакомец, несколько убаюкав внимание Шубарина. От неожиданности Артур Александрович только и нашелся, что спросить:
— А сколько вас будет?
— Трое. Но вы с собой можете захватить кого хотите, мы не ограничиваем вашу свиту, доверяем вам.
— Нет, я буду один, — ответил он и откладывать, переносить встречу не стал: и немец спешил домой, да и к Камалову хотелось прийти с реальным результатом.
Отдав кое-какие распоряжения по банку, подписав бумаги, он позвонил прокурору, чтобы сообщить, что прибыл и что через час встречается с Талибом и его людьми в ресторане "Лидо", но Ферганца на месте не оказалось. На встречу он решил ехать с Коста, но когда попросил вызвать его наверх, того тоже не было на месте, поехал в аэропорт добывать авиабензин, "Мазерати" требовала топлива высокого качества. Предупредив людей на входе, чтобы Коста, как только появится, подъехал к "Лидо", Артур Александрович отправился на "Мазерати" на встречу.
В "Лидо" он не был больше года, в последний раз отмечал тут свой день рождения перед отъездом на стажировку в Германию. Собираясь в ресторан, он решил сообщить Наргиз и Икраму Махмудовичу, что намерен уступить им свой пай в "Лидо", чтобы они стали полновластными хозяевами престижного заведения. На территории ресторана он заметил изменения — появилась платная, хорошо оборудованная автостоянка, наверняка, как и большинство их в Ташкенте, контролируемая мафией. Артур Александрович не стал въезжать во двор, а оставил "Мазерати" на стоянке. Швейцар на входе не был знаком Шубарину, не был знаком ему и новый метрдотель, любезно встретивший его у лестницы. Как стремительно все меняется, подумал Артур Александрович, отмечая и новый интерьер, и новые занавески, а главное — новых людей, сновавших взад и вперед и не признававших его. Когда он поднялся на второй этаж, его уже поджидал Талиб в золотистом дакроновом костюме, при бабочке, в белых штиблетах — ну прямо эстрадная звезда. Он любезно поздоровался с Артуром Александровичем, по восточному ритуалу расспросил о житье-бытье и широким жестом показал в сторону закрытой кабины, где их ждали.
Шубарин, сказав, что подойдет туда минут через пять, направился в кабинет Наргиз, надеясь встретить там и Икрама Махмудовича, с которым некогда начинал в Лас-Вегасе. Но никого из них он не нашел. В приемной исправно работал огромный телевизор "Шарп", его подарок на день рождения Наргиз, новая секретарша тоже на знала его, и он не стал ей представляться, почему-то пришла в голову неожиданная поэтическая строка:
Я никому здесь не знаком,
А те, что помнили, давно забыли.
В кабинете за щедро накрытым столом Артура Александровича дожидались трое мужчин: Талиба он знал в лицо, полноватого, лысеющего блондина лет тридцати пяти он отгадал по голосу, а третий, высокий, накачанный парень, смахивающий на отставного регбиста, выходит, был немцем. Талиб представил обоих: человек, говоривший с ним по телефону, назвался Станиславом, а немец — Юрой, и объяснил, что восемь лет назад эмигрировал из Актюбинска, судя по небольшой наколке между большим и указательным пальцами, в молодости он имел судимость за хулиганство. Разлили шампанское и выпили за знакомство и начало делового сотрудничества. Закусывая, стали обговаривать условия сделки, и опять, как в Милане, на Артура Александровича посыпался шквал вопросов, задаваемых прежде всего лысеющим блондином Станиславом. Время от времени вставлял свой вопрос и немец Юра, он тоже владел ситуацией, но почему-то намеренно уступал инициативу толстяку, молчал лишь Талиб. Шубарин еще тогда, при первой встрече на стадионе в Мюнхене, понял, что тот всего лишь связной и представляет уголовный мир в чистом виде.
В этой кабине, с окном, выходящим во двор, Артур Александрович сиживал не раз, особенно любил ее Сенатор, ее и называли прежде сухробовской, ведал ли об этом Талиб или он избрал ее случайно? — мелькнула почему-то вдруг мысль и тут же прошла. Немец задал главный вопрос — он касался процента за отмывание. После поездки в Милан, где Шубарин окольными путями и из судебных хроник узнал цену таких сделок в Европе, он решил не уступать, потому сказал твердо — треть суммы. Как тут взвились его сотрапезники! Даже долго молчавший Талиб заговорил, видимо, они низким процентом хотели привлечь капиталы преступного мира в Азию, после некоторых препирательств и взаимных уступок сошлись на четверти. Да и четверть от суммы, которую Юра-немец обещал перевести через три дня, была огромной. Толстяк не удержался, достал карманный калькулятор, тут же подсчитал. Цифра в свободно конвертируемой валюте впечатляла, даже не перемноженная на дикий курс обесценивающегося рубля. Артур Александрович увидел, как жадно блеснули и забегали вороватые глазки Талиба, наверное, он подумал, как выгодно иметь банк — раз-два, и миллионы, он получал наглядный урок, как делаются деньги.
Читать дальше