Шилпа Агарвал - Призрак бомбея

Мизинчика уже доставили в отделение, на тележке со скрипучими колесиками.

— Ваша пациентка, доктор сахиб, — сказала старшая медсестра, христианка из Кералы по имени Мэри. На ней была белая форма и белоснежная шапочка — в отличие от младших сестер в бело-голубых шапочках. Темные волосы аккуратно собраны пучком на затылке. Мэри была не замужем и жила в общежитии для медсестер за больницей, куда не пускали мужчин — ни приятелей, ни врачей, ни даже родственников.

Мизинчик лежала в дальнем конце зеленой палаты с единственным зарешеченным окном, где возбужденно жужжали целые стаи жирных мух, привлеченных запахом мочи и дезинфицирующего средства. Ленивый вентилятор на потолке сонно перегонял микробов с одной койки на другую и обратно. Мэри поставила перед койкой Мизинчика грязную матерчатую ширму.

— Так-так, — сказал доктор Айер, изучая историю болезни. Повышенная температура, пульс учащенный, давление в норме. О стуле и моче пока никаких записей. На отдельной странице — дополнительные сведения, в частности, о зеленоватых выделениях при кашле.

— Пневмония, — объявил доктор и, записав диагноз в истории болезни, передал листок сестре Мэри, которая повесила его на спинку кровати. — Начинайте колоть ей пенициллин.

— Да, доктор-сахиб.

Айер удивленно отодвинул ширму и огляделся, словно что-то потерял:

— А где же родственники?

— Ее привезла полиция, — громко прошептала Мэри.

— Полиция? — Доктор Айер озадачился. — При каких обстоятельствах?

— Неизвестно.

— Семье сообщили?

— Да, доктор-джи.

Доктор замешкался. Ему хотелось дождаться родственников Мизинчика, и он стал прослушивать сердце и легкие пациентки, надеясь, что девочка проснется. Осмотрев еще нескольких молодых пациентов, он уселся за стол медсестры, где врачи обычно делали записи после обходов.

Вновь появился мальчик с блокнотом: доктора вызывали к начальству.

— Инспектор Паскаль? Меня? — Его прошиб пот. — Мэри, сообщи мне, как только прибудут Митталы.

И, недоуменно покачивая головой, доктор удалился, с Маджи и Нимишем он разминулся на каких-то пару минут.

— Где моя Мизинчик?

Медсестра Мэри показала на палату.

Слезы, сдерживаемые всю ночь, хлынули из глаз Маджи, стоило ей переступить порог и приблизиться к кровати внучки.

— Бэти, — тихо прошептала она, сжимая ладонь Мизинчика.

Мизинчик открыла глаза, горевшие лихорадочным блеском. Маджи благодарила богов за благополучное возвращение внучки и молила даровать девочке выздоровление.

— Инспектор Паскаль сказал нам, что нашел тебя в Колабе, — заговорил Нимиш. — Это правда?

— Ей нужно отдохнуть, — резко перебила Маджи.

— Ее дупатта, — прошептала Мизинчик, потянув Маджи за сари, — забери ее.

— Ее дупатта ? — с тревогой переспросил Нимиш. — Где Милочка?

— Молчи, — приказала Маджи, озираясь. — Нас могут услышать.

В палату бодрым шагом вошел доктор Айер, за ним следовал Паскаль.

— У нее тяжелая форма пневмонии.

— Пневмония? — перепугалась Маджи.

— Придется пока оставить ее здесь, — сказал доктор.

— Надолго?

— Она под домашним арестом, — встрял Паскаль.

— Извините, инспектор, — холодно сказал доктор Айер, зная, что в стенах больницы он вправе командовать даже инспектором полиции, — ребенок очень болен. О каком аресте может идти речь?

Маджи шагнула к инспектору, загородив от него Мизинчика.

— Что за чушь вы несете? Нимиш, сходи-ка за чаем.

Нимиш помедлил, но под пристальным взглядом Маджи неохотно вышел из палаты.

— Доктор-длш, оставьте нас на минутку, — обратилась Маджи к врачу.

— Итак, инспектор, — произнесла она, — не хотите ли вы сказать, что моя внучка виновна в том, что случилось вчера ночью?

— Мне очень жаль, — ответил Паскаль, — но сегодня утром она призналась в убийстве Милочки Лавате.

Джагиндер сидел дома на диване и беспокойно просматривал газеты. Дхир и Туфан спали в зале. Савита заперлась в спальне и не вышла, даже когда зазвонил телефон и мальчики радостно закричали, что Мизинчик нашлась. «А как же моя дочь?» — подумала она, развязывая одежду, которая туго стягивала грудь. Когда Савита наконец уснула после ухода тантриста, ей снились очень странные сны. Она лежала голая на покрывале и напевала колыбельную: «Соджа бэби, соджа, лал палат пэр соджа». Засыпай, усни, малышка, на красной кроватке, мама с папой уже идут.

Потом к ней потянулась девочка, влезла на грудь, взяла сосок в рот и не опускала до тех пор, пока не осушила. Во сне Савита пыталась удержать ее, но груди превратились в длинные водосточные трубы, а младенец сосал их с другой стороны. «Мама с тобой!» — крикнула Савита, стараясь дотянуться до ребенка. Она проснулась измученная, соски потрескались и воспалились, груди снова разбухли от молока.