Владимир Колычев - Прощу, когда умрешь

В общежитии к Тимофею подсел Олег Шаповалов.

– Тебя, говорят, на промку водили.

– Водили слона по улице. А мне генераторный цех показывали. Начальником назначили.

– Начальником цеха?

– Да.

– И много у тебя подчиненных?

– Пока только двое. Рука правая, рука левая и средство доставки – ноги. Ну, еще центр управления, – Тимофей провел пальцами по голове.

– А помощники нужны?

– А ты в дизелях разбираешься?

– Слесарем на автобазе работал; и в дизелях разбираюсь, и в бензиновых...

– Долго работал?

– Шесть лет... Дальнобойщиком хотел, но у меня... В общем, на медкомиссии зарезали.

– Дальтоник, что ли?

– Не совсем... Главное, на легковой машине можно, а на грузовой нет... Своя машина у меня, сам, своими руками из хлама собрал. Автобаза развалилась, я бомбить пошел...

– А сел за что?

– За соучастие в ограблении.

– И кого грабанули?

– Инкассаторов.

– И много взяли?

– Очень. Четыре миллиона... Да ты должен был слышать, это в Питере было, весной. Четыре миллиона долларов.

– Ничего себе! – присвистнул Тимофей.

– Что, не слышал? Об этом все газеты писали...

– Ну, может, и слышал... Круто вы поработали, ничего не скажешь.

– Кто, мы?.. Я на машине бомбил; смотрю, двое бегут, с чемоданами. Я остановился, думаю, в аэропорт спешат. А они от ментов убегали. Если бы я знал, в жизни не остановил... Они в машину сели, я их до Литейного подвез, они вышли, а утром ко мне менты заявились: вы арестованы, гражданин Шаповалов... Но я-то не при делах!

– Да мне все равно, при делах ты или нет. Если при делах, я тебе только руку пожму. Четыре миллиона – лох такой вес не поднимет...

– Так потому и обидно, что я лохом оказался. Если бы грабил, тогда другое дело, а так только крайним оказался...

– И куда деньги делись?

– Без понятия. Грабители с ними ушли, а я сел...

– Что, и ничего не слышно про них?

– Ну, я же молчу, значит, не слышно, – горестно вздохнул Шаповалов.

– А чего так невесело?

– А чему радоваться? Менты всю душу мне вымотали. Где деньги? Где деньги? А я откуда знаю, где деньги?

– А вдруг, один чемоданчик у тебя в машине остался? Ну, тяжело нести было, вот и оставили...

– А ты бы оставил? – Шаповалов смотрел на Тимофея выпученными от возмущения глазами.

– Да шучу я, шучу.

– Ага, и менты пошутили. Влепили мне пять лет за соучастие – и все, привет... Если бы я знал, где деньги, не так обидно было бы. Мне тридцать четыре, в тридцать девять бы вышел, зажил бы на четыре миллиона!

– А почему «вышел бы»?

– Да могу и не выйти, – Шаповалов оглянулся по сторонам.

– Почему?

– А ты думаешь, чего это меня кум целый час парил? Все выспрашивал, все вынюхивал. Я бы и сказал ему, где эти чертовы деньги, только не знаю я, где они!.. Огарок меня козлом назвал. А я и есть козел. Козел отпущения!.. Мне в СИЗО пресс-хатой грозили, если я не скажу, где деньги. Потом сказали, что под уголовников бросят... Но я-то не знаю, где деньги.

– Ты это, не закругляйся. Начал про пресс-хату, говори, – нахмурился Тимофей.

И Шаповалов угадал ход его мысли.

– Думаешь, меня опустили? Нет, не опустили. Не бойся, не зашкваришься...

Не хотел бы Тимофей из-за такого товарища попасть в касту отвергнутых. А туда он мог попасть только из-за того, что сидел за одним столом с Шаповаловым. А в столовой они уже рядом сидят, потому что этот хитромудрый тип назначил Тимофея своим ангелом-хранителем. И все попытки дистанцироваться от него пока безуспешны. Олег лип к нему, как пчела к патоке.

– А если вдруг?

– Да нет, в СИЗО нормально все было. Мне веселую жизнь здесь пообещали. Сказали, что здесь опустят...

– Здесь красная зона. Воров почти нет, уголовные порядки в загоне. Вор в законе здесь за этим делом смотрит, а на него красноповязочные давят со своими порядками...

– А Хохол?

– Да это так, жалкие попытки...

– Ты уверен?

– А в чем здесь можно быть уверенным? Это же зона, тихий ужас...

– Вот по этому тихому ужасу и опустят. И не воры, а беспредельщики. Типа Огаркова... Может, он уже получил «добро» на меня.

– Не льсти себе. Ты сам его задел, вот он на тебя и разморозился...

– Ну, может быть... Деньги большие, люди, которые их потеряли, вернуть хотят. В общем, если я не скажу, где деньги, меня просто убьют...

– Тоску не наводи. Нормально все будет...

– Хотелось бы верить... Ну так что, берешь меня к себе?

– Так это не я решаю, завтра распределение будет, там все скажут...

– Но ты не против?

– Я же сказал, что ничего не решаю.