Леонид Пузин - ВАШЕ ВЕЛИЧЕСТВО ГОСПОЖА РАБЫНЯ

Всю дорогу до города в голове Брызгалова то так, то эдак прокручивался разговор с Аллой Анатольевной — будто бы в магнитофоне нетрезвым хозяином то и дело переключаемом с перемотки на воспроизведение и обратно.

"Госпожа Бутова, стало быть, убеждена, что ни убийства, ни самоубийства рабыне "заказать" нельзя… Ой ли, так-таки — убеждена?.. Во всяком случае, в отношении своего покойного мужа весьма и весьма сомневается…

Да, Игорь Олегович, поназагадывал ты загадок… Робкий с женщинами, у Аллы Анатольевны бывший едва ли не под каблучком — взял вдруг, да и восстал. Женщина это рабыня — и точка! И такой — взбунтовавшийся — Алле Анатольевне до того понравился, что она даже согласилась терпеть твои связи с "воспитанницами"! Почище, чем у Уэллса — в рассказе, где мелкий предприниматель, накушавшись мухоморов, ставит на место свою чересчур расшалившуюся супругу! Но мне, Игорь Олегович, не это… мне бы понять, до какой всё-таки степени тебе удалось вышколить своих рабынь?.. хотя бы некоторых — "идейных"… на что, соответственно, они способны?"

На въезде в город, поймав себя на том, что мысленно разговаривает с покойником, Брызгалов выругался и сосредоточил внимание на дороге — к чему, собственно, обязывал изменившийся ритм движения.

Нехорошее предчувствие, возникшее у Геннадия Ильича перед поездкой в Дубки, к несчастью, не обмануло. Другое дело, отложи он поездку, ничего бы не изменилось: узнал бы о несчастном случае раньше двумя часами — и только.

Грузовик. На перекрёстке. И удар вроде был не сильным — шофёр, в последний момент заметив выскочившую на дорогу женщину, отчаянно попытался затормозить, но Олудина Анна Ивановна так неудачно стукнулась виском о бордюр тротуара, что скончалась на месте.

"Или, наоборот, удачно? Если это самоубийство, а не несчастный случай? — мысль о самоубийстве пришла на ум Брызгалову сразу, едва он узнал об этом дорожно-транспортном происшествии. И тут же, в след, раскаяние и злость на себя: — Дурак! Поддался на провокацию полковника! Алла Анатольевна, ах, Алла Анатольевна! А что Алла Анатольевна? Кроме того, что тоже слегка "с приветом" — нормальная баба! И к убийству мужа — яснее ясного! — отношения не имеет. Полковник зациклился на её папаше, а я — дурак дураком! — пошёл на поводу. Вместо того, чтобы срочно заняться "идейными" рабынями, потащился в Дубки. И — пожалуйста! Ещё один труп! За Васечкиной — Олудина! Кто на очереди?! Которая — из шести оставшихся?"

По счастью, истерический приступ не затянулся. Минуты через три после трагического известия Геннадий Ильич полностью овладел собой. Более того, как ему показалось, понял, что надлежит предпринять немедленно и снял трубку:

— Алла Анатольевна, это опять я, Брызгалов. Дело совершенно срочное и крайне важное. С Лидией Александровной всё в порядке?

— Да, она в соседней комнате. Помогает с венками на завтра. Позвать?

— Не надо. Алла Анатольевна, только без вопросов — время не терпит — вы бы могли её наказать?

— Я?.. Не знаю… Не приходилось… Но если надо… Только, знаете, я плёткой владею не очень-то… Строго, вероятно, не смогу.

— Да при чём здесь плётка?! Ах, да, простите, вы же не в курсе. Кандалы, цепи, наручники у Игоря Олеговича, конечно, есть?

— Есть. В подвале. Где он наказывал провинившихся рабынь.

— Так вот, Алла Анатольевна, вы должны Завалишину на несколько дней сковать по рукам и ногам. Чтобы, не дай Бог, тоже не выкинула чего-нибудь с собой.

— Вы это, Геннадий Ильич, серьёзно?

— Более чем. Вы ещё не знаете, но сегодня погибла Олудина. Вроде бы несчастный случай, но самоубийства я тоже не исключаю. Да, очень важно: прежде, чем отправить Завалишину в подвал, придеритесь к ней. Чтобы для неё это выглядело именно наказанием.

— На хлебе и воде?

— А что, Игорь Олегович держал провинившихся так?

— В основном. Правда, не дольше трёх суток. А Лидию Александровну — её насколько?

— Пока не знаю. Но если дольше — можете смягчить режим.

— А завтра? Не пустить её на похороны — было бы крайне жестоко.

— Завтра?.. Отпевание, вы говорили, в двенадцать?

— В двенадцать.

— Я буду у вас в одиннадцать тридцать. Надеюсь — устерегу. И, пожалуй… скажите Завалишиной сегодня, что на похоронах она завтра будет. В виде, допустим, особой милости. Впрочем, не мне вас учить. Всё, Алла Анатольевна, вижу, что поняли. Подробности после. Мне ещё надо позвонить Пушкарёву и прочим. Извините. Спешу. До завтра.