Владимир Чванов: Соучастие

«Поймите, Валетов, опытных воров меньше становится. Редеют ваши ряды. Многие давно за ум взялись. Понимают, воровством счастливой жизни не добьются». Всплыли и другие слова.

Арсентьев не брал «на совесть», дешевую чуткость не проявлял. Стаканом воды из графина и сигаретой не подмазывал. Он говорил правду. Вел человеческий разговор.

Повторяя его слова, Валетов вспомнил Леву — Барина, Серегу — Питерского, Мишку — Счастливого, Червонца, Костю — Резаного, Гальку-беззубку, Зинку-морячку. Тех, кто, «завязав», отошли от преступного мира и стали работать. Выходит, они в жизни выпрямились, а он согнулся еще больше.

То, что воров становилось меньше, Валетов понимал и сам. Вот сегодня и он не миновал уголовного розыска. Арсентьева в своей неудаче не винил. Чего обижаться? «Я украл, он поймал. Его верх. Здесь уж кто лучше спляшет». И, пожалуй, впервые в своей непутевой жизни за свою нескладную судьбу Валетов казнил только себя.

«Народу нужен честный, счастливый человек-труженик, а не вор, грабитель… Вы в жизни чужой! — Эти простые слова капитана особенно врезались в память Валетова и теперь не давали покоя. — Преступник одинок, а жизнь одиночки лишена смысла». А потом еще, уже под самый конец, слова о том, что легче человека осудить, чем предупредить преступление, отскрести душевную грязь, легче рубануть сплеча, чем разобраться и помочь встать на ноги…

В глазах поплыл туман. Валетов, чувствуя свое одиночество и бессилие, уткнул лицо в согнутую руку и заплакал открыто, не таясь, не стыдясь самого себя. Заплакал не оттого, что отнял у себя свободу, от самого большого несчастья, что годы прошли порожняком, что не жил как все, что не было у него дома, семьи, детей… Один на всем свете, даже мать не приняла.

Без четверти шесть зазвонил телефон. Арсентьев взял трубку.

— В восемь прошу быть у меня, — басовито пророкотал начальник районного управления подполковник милиции Большаков.

— По какому вопросу?

— Сугубо по лично вашему.

Арсентьев взглянул на часы и расстроился. После тяжелых дней хотел уйти пораньше — не вышло. Сработало правило: «Начало рабочего дня ровно в 10.00, а окончание как удастся».

— Хорошо, — ответил он и подумал: «По личному… Значит, из кадров обо мне ему уже позвонили».

Полистав еще раз оперативные материалы, Арсентьев прошел к Савину. Тот сидел один, читал протоколы. В кабинете было прохладно. Зима уже кончалась, но снег по-прежнему лежал во дворах и у заборов плотными сугробами.

— Здорово, писарь двадцатого века.

— Здорово, карьерист! — ответил Савин сердито. — Слышал, уйти от нас решил? Объясни, пожалуйста…

— С жильем у меня туго, — прямо сказал Арсентьев.

Савин все же не удержался:

— Пальцем поманили, ты и готов?

Раньше Арсентьев отнесся бы к этим словам равнодушно и принял их за шутку, теперь же они показались ему обидными. Поэтому и спросил сдержанно:

— Как прошли допросы?

— Нормально. Завтра вещи буду вручать потерпевшим. Представляю радость Школьникова.

— Ты полагаешь, что потерпевшие только о вещах и думают?

— А что им теперь? — спросил Савин, закрывая дело и пряча его в сейф.

В кабинете на некоторое время воцарилась тишина.

— Извини, но так рассуждать может только непонимающий человек. Похищенные вещи отыскиваются, возвращаются, на худой конец вместо них приобретаются новые. А вот моральные травмы, переживания… Страдания потерпевшего остаются надолго.

— Пройдет время, кончатся слезы, и все забудется. У человека других хлопот много.

— Нет! Страдания от нравственных, душевных потрясений очень сильны. Особенно у пожилых и одиноких людей. То, что в их квартирах побывали преступники, вызывает серьезные стрессы. Они оставляют неизгладимый след. Ты задумывался над этим?

— Нет, — откровенно признался Савин.

— Не удивляюсь. Наверное, это оттого, что чувства удовлетворения от раскрытия преступления сильнее понимания страданий потерпевших, — невесело улыбнулся Арсентьев.

По выражению лица Савина он понял, что эти слова были для него неожиданными.

— Как дела с Пушкаревым?

— Я его освободил. Ты оказался прав. Прокурор санкции не дал. Велел провести дополнительные следственные действия.

— Освободил! На какие шиши он поедет домой?

— Его встретила Тамара.

— Да? — удивился Арсентьев. — Она же отказалась от свидания!

— Это тогда отказалась, а сегодня встретила! Сказала, что деньги на билеты есть. Пушкарев очень изменился. Сильно переживает…