Александр Трапезников - Проект «Мегаполис»

— За отдых в рабочее время вычтут из зарплаты, — пообещал ему Днищев и вошел в кабинет.

«Пророка», сидевшего за длинным столом, он углядел сразу, его рыжую бороду было трудно перепутать с какой-либо другой, но голова страстотерпца отчего-то была обмотана бинтами. В креслах развалились еще три гаденыша с опухшими лицами — толстяк, лупоглазый и длинный, словно сошедшие с полотен Босха. Стол был уставлен напитками и снедью.

— Тайная вечеря? — спросил Днищев, направляясь прямиком к отцу Назарию. — Позвольте внести некоторое разнообразие в программу. Члены попечительского совета могут оставаться на своих местах.

— Что вам угодно? — гневно отозвался пастырь, поднявшись и поправляя чалму.

Экуменисты, предупрежденные Сергеем, наоборот, застыли в своих креслах, не понимая, что происходит.

— Прежде всего угодно вручить вам этот хилый цветок от восторженной паствы, — ответил Днищев, одной рукой протягивая гладиолус, а другой ухватив отца Назария за причинное место и сжимая его мужское достоинство в кулаке. Тот взвыл от боли, но дернуться не решился. — А во-вторых, угодно узнать, где в сей момент находится Света Муренова? Только прошу вас, падре, хорошенько подумать, прежде чем наврать: я уйду, но то, что останется в кулаке, выброшу в урну где-нибудь по дороге.

— Она… на трудотерапии, — скрипнул зубами отец Назарий: благоразумие не покинуло его даже в такие критические для здоровья мгновения. — С сегодняшнего утра… Станция Семхоз по Ярославской дороге… Большой желтый дом… всякий… покажет. — Слова давались ему с трудом.

Толстяк протестант попытался было подняться, но Сергей, не оборачиваясь, лягнул его пяткой по коленной чашечке. Остальные сидели смирно, только лупоглазый католик усердно двигал челюстями, стараясь разжевать застрявший кусок мяса.

— Я почему-то вам верю, хотя вы и страшный враль, — произнес Днищев. — Значит, Семхоз, неподалеку от Сергиева Посада? К святым местам подбираетесь, месье Конопля?

Прозвучавшая кличка заставила отца Назария поморщиться еще сильнее. Он уже догадался, что с ворвавшимся сюда психопатом лучше разойтись полюбовно. По крайней мере сейчас. А там видно будет.

— Пошлите голубка с весточкой в эту богадельню, чтобы Муренову отпустили домой, — продолжил Днищев. — Так будет удобнее для всех нас. Потому что, как вы уже, наверное, заметили, я парень тихий и очень мирный, но, «если мне в седьмом часу не поднесут стакан имбирной», я все здесь на хрен разнесу… Это стихи. Вы любите поэзию? Ладно, о Пастернаке поговорим в следующий раз. А сейчас тороплюсь: в Останкинском пруду меня ждет подводная лодка.

Сергей отпустил отца Назария и пошел к двери. Но на пороге остановился, словно вспомнив о чем-то.

— Да, продолжайте, пожалуйста, чревоугодие, прошу вас, — повернулся он к экуменистам. — У нас с Коноплей свои разборки. А вы все тоже возглавляете какие-то секты? Бр-р… Ну и рожи, извините, прости меня, Господи! Права народная пословица: «Бог шельму метит». Засим прощайте!

Сергей пробежал по коридору, быстро спустился по лестнице, вышел во двор. Подойдя со спины к стражу около калитки, он вышиб из-под него стул и, пока тот барахтался на земле, отодвинул щеколду на двери и выбрался на Новую Басманную.

Приближаясь к дому, Сергей еще издали увидел маячивших за деревьями Мишку-валютчика с компанией. Они явно подкарауливали его, коротая время за пущенной по кругу бутылкой. Ему удалось даже разглядеть, что они пили — польский «Белый орел», который дурил мозги не хуже проповедей отца Назария. «Надоели, — подумал Днищев. — Вернуть им, что ли, сто долларов, чтобы отлипли?» Драться ему больше не хотелось, да и устал порядочно после всей круговерти дел.

Снова нехорошо кольнуло в сердце. Не так сильно, как ночью, но все равно нехорошо, остро, словно настойчиво предупреждали о какой-то грозящей опасности. От кого? В чем она таилась? Не в этих же оглоедах, передающих из рук в руки бутылку? С ними он, даст Бог, справится. Но кто же тогда нанесет ему единственный, смертельный удар в сердце — женщина, мужчина, невидимый, но уже народившийся на земле зверь, с которым он призван сразиться? Не тот ли, чью волю исполняет отец Назарий? И Рендаль, и Гуслярский, и Савва-«шейх», и наверняка Герман, да и бывший генерал КГБ Василий Федорович, а возможно, и Алексей Алексеевич — этот странный человек с Чистых прудов? А может быть, тот зверь сидит в нем самом и терпеливо выжидает момент, когда душа его даст трещину, когда крепость духа падет и рассыплется в прах?